Квадратура круга

Валентин Катаев, известный по повести «Сын полка», написал «Квадратуру круга» в 1927 году. Осенью следующего года в Московском Художественном театре состоялась премьера этой «комедии-шутки». К марту 1929 года пьеса выдержала уже сто представлений. Всего спектакль на сцене МХАТа прошел 629 раз. Традиционно «Квадратуру круга» воспринимают как комедию. Советские критики наперебой говорили о тонком юморе Катаева, его глубоком гуманизме, своеобразии. «Катаев великолепный наблюдатель, острый, тонкий», — говорил К.С.Станиславский в беседах с Н.Горчаковым, — он не стремится вздыбить мир! От этого его творчество не менее почетно. Оно несет людям радость, которой не так уж много в жизни, оно заставляет их пристально вглядываться в теневые стороны их бытия, бороться с ними».

Вот только эти «теневые стороны» слишком забил свет поверхностного юмора, наносного легкомыслия и свободной лояльности. А об этом ли писал Катаев?

Действие пьесы разворачивается в 20-е годы. Новый строй только формируется. Это еще не Советский Союз, а республика. Неустроенность быта, голод, кровавые репрессии, продразверстка, бедность и глобальные задачи идеологии ложатся на плечи молодых людей. Всеобъемлющая разруха компенсируется «нужными» установками в мозгах. Курс на светлое будущее задан, и ничто не способно развеять гипноз «красной руки». Хотя… Есть чувство, которое не знает политических убеждений.

В большой, пустынной запущенной комнате живут двое молодых людей. Василий и Абрам. Они друзья, они дети своего времени, и их не тяготит ни продавленный матрас на четырех кирпичах, ни ужасающего вида подушка без наволочки, ни садовая скамейка в качестве второй кровати. Каждый глубоко свой парень и закоренелый холостяк. Оба одновременно женятся и приводят супруг в свое незамысловатое жилище.

Василий – завидный муж, он получает 90 рублей в месяц. При этом он под стать комнате: совершенно запущен, неопрятен, с разорванными штанами и «Политэкономией» вместо подушки. Впрочем, его эти мелкобуржуазные категории совершенно не волнуют. Его жена Людмилочка – очаровательная девушка с мещанскими замашками – приходит в ужас от неустроенности их «конюшни». В гораздо больший шок ее приводит сообщение, что на жил-площадь есть еще одна претендентка. Людмилочка капризна, но заботлива, хлопотлива, добра. Ей нравятся статус жены, уменьшительные суффиксы и жеманные прозвища.

Супруга Абрама Тоня, напротив, подвергает все эти «феодальные нежности» суровой критике. Она из разряда тех людей, к которым обращаются по фамилии. Тоня – яркий представитель политически активной «краснокосыночной» советской молодежи. Ей претят все проявления ненавистной буржуазии, ее дело правое, поэтому проживание вчетвером волнует ее меньше, чем томик Плотникова, который необходимо вернуть до вторника. Тоня четко указывает Абраму, жена – это, прежде всего, соратник, и никакой лирики.

Абрам не против, он очень хочет жить в соответствии с правилами, с нормами идеологии. Согласно установкам «сверху», его брак обязан быть счастливым. Сходство характеров, взаимное понимание, классовая принадлежность, общая политическая установка, трудовой контакт. Все есть. Но этого оказывается мало. Браки рушатся на следующий же день. Все меняются партнерами, все счастливы и поют веселые куплеты. Финал.

НЕРОБКИЙ ВЗГЛЯД МЕЖДУ СТРОК

— Куплетов не будет. — Антон отодвигает сценарий, словно это листы бумаги разжигают его внешне очевидный протест.

— Да они и не нужны, — тихо говорит Даша. Резко вскинув густые волосы, продолжает. — Страшно подумать, в какой нищете, в каких условиях они живут. И эта обработка мозгов… Взять хотя бы речь моей героини – сплошные канцеляризмы, официоз. Вот, к примеру, один из наиболее драматических моментов, когда они с Васей, поняв свои чувства, решают, что делать: «Обсудим объективно создавшееся положение. Хорошо, предположим, ты уйдешь от товарища Людмилы, а я уйду от товарища Абрама, и мы с тобой сойдемся на основе… Какой пример подадим мы другим членам нашей организации, а также наиболее активным слоям беспартийной молодежи и беднейшего крестьянства? Товарищ Абрам, если пользоваться устаревшей идеологической терминологией, безумно меня любит». Товарищ… партия… Молоденькая девочка в кирзовых сапогах, для которой любовь – термин…

— Мой герой тоже живет по правилам. Он искренне в них верит. Все у него должно объясняться грудой тех книг, которые обязан прочитать настоящий комсомолец. Это очень важно, — Вова говорит и смотрит в стену, мимо меня, куда-то туда, где он уже Абрам. — Основной конфликт у него с самим собой. Как искренне и честно он верит в идеологию, так же искренне и честно он находит внутри себя то, что с ней никак не вяжется.

— И оказывается, что не нужна ему моя забота, нежность, мягкость, да и я ему не нужна. Мне же важно, чтобы муж был накормлен, обстиран, обласкан, — Маша-Людмилочка с ироничной нежностью поглядывает на Вову-Абрама, — я обязательно должна о ком-то заботиться, кого-то жалеть. Вообще, в царской России любовь и жалость были почти синонимы. Людмилочка, видимо, оттуда, несмотря на новый строй, в котором она – не женщина, а мещанка. Да и ее главный недостаток в том, что Людмилочка – беспартийная.

— Да нет любви, нам нельзя любить, есть союз трудовых элементов, — Даша чеканит слог, подобно железной Тоне.

— При этом, по классовому признаку, – Антон протягивает мне маленькую брошюру, – это двенадцать половых заповедей революционного пролетариата. Пособие, как должны вести себя молодые люди и девушки того времени. «Заповеди» выпушены в 1924 году. Тут все написано. И, надо же, как назвали. Заповеди. Своеобразная замена религии. Понимали, что народ должен во что-то верить, и не важно, в Бога или идеологию. Человек полностью под контролем, нет той сферы, которая неподвластна «красной руке».

12 ПОЛОВЫХ ЗАПОВЕДЕЙ

Открываю наугад. Заповедь №9. Половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специального полового завоевания. Обескураженная, листаю дальше. Десятая заповедь гласит: «Не должно быть ревности, ибо уход партнера к более ценному в классовом смысле объекту может быть связан с усилением его классовой мощи…». Двенадцатая заповедь и вовсе ввергает в шок: «Половое должно подчиняться всему классовому. Половая жизнь перестает быть «частным делом отдельного человека». Видя мое недоумение, Даша кивает головой.

— Я примерно так же отреагировала. Я, конечно, доверяю нашему режиссеру, но это показалось мне слишком. Я дала прочитать заповеди маме. И знаешь, что она мне сказала? «Да, мы это проходили в школе…». И рассказала, как создавали семьи наши бабушки. Девушке повязывали красный платок, сажали рядом самого активного члена партии, и вот она – новая ячейка общества. Вперед, ребята, на Север, проводить ликбез населения. Ни о какой любви речи не шло. Ни о какой! Лишь классовое соответствие и трудовой контакт…

— Вот и наши герои, вчера познакомились, сегодня поженились, а завтра развелись. – Вова встал, одним шагом смерив всю комнату. – А почему бы и нет? Критерии отбора четко прописаны идеологией, объект нормам соответствует, все предпосылки для того, чтобы идти в ЗАГС. Все быстро. Даже сейчас так нельзя, на процедуры брака и развода дают время, ничего не сделаешь сиюминутно. Хотя, у них был Флавий…

— Флавий? Какое-то не коммунистическое имя, – пытаюсь шутить.

— Флавий – это собирательный образ главы партийной ячейки, – поясняет Антон. — Единственная возрастная роль. Он тот, чье имя боятся произносить вслух. Он одним словом может решить судьбу всех четверых. И каким оно будет – ввергает героев в ужас.

Предполагая возмущение новой трактовкой людей старшего поколения и вспоминая о современной молодежи, спрашиваю Антона:

— Ваш спектакль будет очередным пинком советскому строю? Сейчас это очень популярно.

— Ни в коем случае! «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Мы не хотим устраивать «танцы на костях». Это тяжелые времена для нашей Родины. Подчеркиваю, нашей Родины. И мы должны не переписывать историю, а делать разумные и правильные выводы, и не допускать повторения подобного… Не допускать правления единой политической силы, которая навязывает нам образ «правильной» жизни, смешивая личное и политическое. Мы хотим заставить людей остановиться и задуматься. Как говорил Федор Волков, театр – это возможность для зрителя обернуть глаза внутрь себя и увидеть в себе «человека»… Ради этого катарсиса, после которого происходит личностное покаяние и очищение, мы и ставим эту пьесу, протестуя против подмены моральных, этических, Божественных заповедей. Каждый зритель на этом спектакле столкнется с внутренними противоречиями, что есть «Да», что есть «Нет», а что – от лукавого. Во всем нужна мера. И так нельзя, — Антон указывает на заповеди, — и как сейчас нельзя. Современная нравственная распущенность ужасает. Нет никаких рамок, ценности уступают место пошлости. Любовь опять становится новостью, а доброта и искренность – исключением из правил. Только подумать, любовь – новость! Нечто совершенно неизвестное. Абсурд. Ведь ради этого мы и живем, чтобы любить. Но современные юноши и девушки забывают об этом, а молодежь начала прошлого века не знала. Нам с вами предстоит большая работа по искоренению из своего сознания «совковости» или, как говорил Чехов, «по капле ежедневно выдавливать из себя раба». Об этом, по моему мнению, и писал «юморист» Катаев. Но не в комедии, а в настоящей драме о вечных ценностях, которые будут актуальны при любом политическом строе…

После беседы в театре еду в общественном транспорте и слышу разговор двух юношей, лет семнадцати. Фраза одного из них: «Да она классная, она мне подходит». Уныние. Классная или классовая… Есть ли разница, учитывая метод расчетливого отбора? Свой ответ на этот вопрос актеры драматического театра официально дадут 24 июня.