Гуляя по залам Рыбинского музея-заповедника, невольно задаёшься вопросом: а откуда в музее эти картины? Ну, с портретами Мусиных-Пушкиных, Лихачевых, Тишининых понятно – поступили из окрестных имений. А как с нашим краем связан художник Федор Матвеев, большую часть своей жизни проведший в Италии, или фаворит императрицы Екатерины II Платон Зубов? Оказывается, никак! Нам просто очень повезло, что в начале 1920-х годов сотрудники Рыбинского музея сумели получить в Петрограде все эти полотна. Потом тоже иногда везло. И вот есть в нашем собрании два абсолютно непохожих предмета, которые, однако, можно смело назвать фамильными реликвиями графов Бобринских, рода, не имевшего в наших краях никаких владений.
Первый из них – портрет основоположника рода графа Алексея Григорьевича Бобринского. Впрочем, в 1770 году семилетний Алексей еще не был графом и не имел своей фамилии. Фамилией родителей пользоваться было невозможно – он был сыном императрицы Екатерины II и Григория Орлова. Мальчик родился у Екатерины Алексеевны еще до того, как она получила власть в стране. С мужем, еще не свергнутым Петром III, ее отношения были тогда уже столь отдалённые, что беременность и роды супруги он не заметил. Однако на всякий случай в момент родов один из доверенных лиц Екатерины запалил свой дом – Петр III страшно любил смотреть на пожары.
После воцарения и ликвидации незадачливого законного супруга прятаться не имело особого смысла, роль Григория Орлова при дворе была всем известна, но царственная мамаша до поры не слишком интересовалась судьбой сына, воспитывавшегося в семье гардеробмейстера В.Шкурина. Однако в 1770 году мальчика надумали отправить в военное училище в Лейпциг и на память заказали портрет. Наш рыбинский портрет.
Впрочем, если быть точными, портретов было сделано, по крайней мере, два, причем второй хранится в Государственном Эрмитаже. Оба они были написаны весьма популярным в ту пору портретистом Карлом Людвигом Иоганном Христинеком. Впрочем, несмотря на свою немецкую фамилию (именоваться он предпочитал Логгином Захаровичем) этот мастер и родился, и учился, и умер в Петербурге.
Несмотря на то, что на обоих портретах изображен один и тот же ребенок в одном и том же зеленом костюмчике, предопределяющем колорит произведения, они различны. Позирующий мальчик даже обращен на них в разные стороны. На эрмитажном портрете юный граф с треуголкой в левой руке встречает зрителя уверенным приветственным жестом правой, его вежливая улыбка близка к тому, чтобы называться задорной. На портрете Рыбинского музея те же черты выглядят иначе. Подбоченившись для уверенности, робко улыбаясь, мальчик пытается сделать изящный жест левой рукой, которая и без того занята треуголкой. Как будто и художник, и маленький герой его картины то ли еще не очень близко познакомились, то ли еще не совсем приспособились к образу, который должны создать. А из-под не до конца надетой маски юного вельможи виден ребенок, который никак не может справиться со своей застенчивостью.
Впрочем, спустя десятилетие ему это вполне удалось. Очередной раз отправившись в Европу, молодой граф, получивший свою фамилию по пожалованному Екатериной II тульскому имению Бобрики, страшно увлёкся азартными играми со всеми последствиями. Разгневанная царица-мать затребовала сына в Россию, однако к себе в Петербург не допустила, оставив в захолустном окраинном городке, который мы теперь знаем как столицу суверенной Эстонии. Там он через некоторое время женился на дочери местного коменданта и снова вызвал острое неудовольствие Екатерины II, только что приглядевшей ему подходящую принцессу. Впрочем, ничего страшного с графом не произошло, а после кончины царицы-матери он вообще был обласкан сводным братом – императором Павлом I.
В отличие от большинства других экспонатов, попавших в Рыбинский музей в 1920 году из петроградских хранилищ художественных ценностей, о его предшествующей истории удалось кое-что разузнать. Дело в том, что в Гатчинском дворце-музее, что под Петербургом, хранится копия нашего (именно нашего, а не эрмитажного) портрета. На её обороте написано, что «подлинное изображение сейчас (то есть в 1887 году) находится в замке Оберкален в окрестностях Дерпта» (современный Тарту). Можно предположить, что когда в ходе Первой мировой началась оккупация Прибалтики немецкими войсками, потомки графа перевезли картину в Петроград, где она и была национализирована. А теперь работа интересного художника XVIII века украшает картинную галерею Рыбинского музея, являясь предметом зависти коллег из музея в тульском Богородицке, расположенного в бывшем дворце А.Г. Бобринского.
Продолжение следует