Нобелевская премия для шизофреника
Началось все со старого приятеля. Сто лет не звонил. И тут как будто мы вчера пиво пили.
— Володя, здравствуй, что нового?
— А, Иван, привет. Да все по-старому. А у тебя?
— Плохо. Ты так же Нобелями занимаешься?
— В том числе, но не только.
— У м-м-меня к тебе дело. Тема есть…
В его голосе всегда доминировали две интонации. Собственной значимости и сарказма. Но здесь добавилось что-то новое. То ли был чем-то напуган, то ли его била лихорадка.
Но, честное слово, жалко было времени даже на старого приятеля. Тем более, так удачно и надолго пропавшего с горизонта (злой я что-то стал в последнее время).
— А что за тема, если не секрет? Со временем как-то туго…
— Эт-т-то очень важно, я н-н-не могу объяснить всего по т-телефону. Ты как вообще относишься к Нобелевской премии?
— Это в каком смысле ?
— К-к-как насчет перспективы заполучить Нобелевскую премию?
Иван стоит на учете в психушке. Врачи психбольницы время от времени «по секрету всему свету» сообщают диагноз – «вялотекущая шизофрения». Впрочем, этот маленький нюанс никогда не был помехой для наших приятельских отношений. Если к подобному отклонению от нормы относиться серьезно, то 50 процентов нашей культуры пришлось бы вымести метлой.
— Какая премия? Ты о чем?
И тут в голосе Ивана проклюнула хитреца:
— Да ладно, мужик, я-то думал, ты всерьез занимаешься краеведением, знаешь цену любому подлинному документу, историческому…
— Ну, смотря какому…
— К примеру, фотографии, на которой Карл Нобель сфотографирован вместе с работниками СЛИПа?
Я, конечно, чувствовал, что меня заманивают в западню, но ничего не мог с собой поделать.
…Я вышел у автовокзала за три остановки до его дома, прошел пешком по зимним улицам, позвонил в дверь, и уже через секунду она открылась резким рывком с внутренней стороны. Иван был взвинчен и буквально потрескивал на ходу (наверное, от статического электричества). Высокий, под два метра ростом, с непропорционально маленькой головой, изможденным лицом, ввалившимися глазами, отсутствующим взглядом, он кого пугал, кого настораживал.
Иван обладал невероятной физической силой. Помню, я встретил его на школьной спортивной площадке, где были устроены спортивные тренажеры из труб, уголка и швеллера. В середине разговора он вдруг, наверное, чтобы произвести впечатление, взял и согнул под 90 градусов металлическую трубу. На лице ни один мускул не дрогнул. С тех пор я стал его бояться еще больше.
— Хорошо, что ты пришел… Я щас.
Убежал, вернулся. Снова убежал и снова вернулся с пустыми руками…
Стал топтаться, словно в чужом доме, переминаться с ноги на ногу. Эта его привычка была мне хорошо знакома.
У меня на этот раз появилось ощущение, что он не очень-то и рад моему визиту, и только и ждет, чтобы я ушел.
— Понимаешь, здесь нельзя поговорить. Мы не можем с тобой пообщаться где-нибудь в другом месте? Чтобы нам не мешали… Меня преследуют…
Ну, поехали… Все темные силы мира ополчились против моего Ивана. Я только сейчас обратил внимание, что на нем пуховик и вязаная шапочка.
— Надо было предупредить, я бы что-нибудь придумал. Ну, ладно, пойдем ко мне, в мой музей.
И мы с ним пошли. Пока шли через весь город к Соборной, он в буквальном смысле пару раз пытался от меня удрать. Отбежав на довольно приличное расстояние, спохватывался, останавливался, оглядывался по сторонам и ждал, пока я подойду.
— Ты видел, там двое, под мостом, я их давно уже засек. Они мне в двери звонят, под окнами дежурят.
По кусочку вселенной на брата
Наконец, мы пришли. Пока я договаривался с охраной, он несколько раз открывал свой кейс, что-то там высматривал.
За окнами смеркалось, я включил свет.
Иван, не обратив внимания на мое приглашение сесть, потоптался и начал говорить:
— Дома у меня прослушка, а речь действительно идет о вещах, в чем-то невероятных, таинственных, в чем-то сакральных, в чем-то вселенских, фантастических, но в основе своей – вполне реальных. Я тут влип в историю: совершенно случайно стал обладателем знаний, которые не могут принадлежать одному человеку, одной нации, одной стране, тем более такой, как наша. Это должно как можно скорее стать общим достоянием. Эти данные стоят очень больших денег. Но здесь нужно использовать какие-то авторитетные, некоррумпированные общественные институты. Вроде Нобелевского комитета. Ты же занимаешься Нобелями, знаешь процедуру выдвижения на Нобелевскую премию? Я передаю тебе эти данные, а потом уже ты сам… Но все нужно делать очень быстро, осмотрительно и осторожно. Для всякого посвященного эти сведения становятся невероятно опасными с первых же минут. Поэтому ты должен будешь сейчас же принять решение…
«В огороде бузина, а в Киеве дядька», — подумал я.
-Значит, документа, о котором ты мне говорил, у тебя нет, ну, фотографии…
-У меня есть другая фотография, так что ты решил? Берешься?
— Подожди, я ничего не понимаю. Я зачем тебе нужен? Если ты обладаешь какой-то там тайной ценой в миллион долларов, действуй сам. У тебя у самого связи в Москве почище моих. И зачем тебе кого-то еще посвящать, делиться своим кладом, своей тайной?
— Во-первых, это такой клад, которого и врагу не пожелаешь. Во-вторых, почему бы не рискнуть дальше и не обеспечить себе безбедное существование? Да, у тебя не могут быть здесь микрофоны? В-третьих, ты же знаешь, я из психушек не вылезаю, мне шагу не дадут сделать. Мне мой московский лечащий врач и художник Андрей Бильжо, этот интеллигентный застенчивый удав, заглядывавший каждое утро сквозь очки в мои мутные от галоперидола зрачки, говорил словами Чехова: «Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет. В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только случайность». Понимаешь, Володя, случайность может все погубить, и меня может погубить, и тебя может, если ты ввяжешься в это. Но в случае с тобой эта вероятность меньше, чем в моем случае. Ты пока не стоишь на учете в психбольнице… У тебя больше шансов обойти спецслужбы, как земные, так и внеземные.
Я глянул на его лицо с волнами желваков и согласно закивал. Если бы Иван не произнес это – «внеземные спецслужбы», я бы, наверное, не был так легкомыслен. А тогда я просто подумал, что его не зря таскают в психбольницу. Во всяком случае, время от времени. Совершенно уверенный в виртуальности всего того, что он тут порассказал, я выдал:
— Давай свою фантастику…
Он тут же полез в свой кейс и достал какой то лист бумаги большого формата.
«Так, сейчас будем слушать лекцию».
— На, смотри пока так.
Я посмотрел. Это была какая-то картина на тему Космоса. Планеты, звезды, Млечный путь, «звезда по имени Солнце».
— Ну и что. Я в этом ничего не понимаю. Я не астроном, не астролог, не космонавт. Это не моя тема.
— Я это знаю, поэтому приготовил тебе другой рисунок. Это взгляд на Вселенную с нашей Земли, понимаешь? Вот я тебе пометил, как расположены планеты нашей Солнечной системы. Видишь, вот Марс, Венера, Юпитер.
— Ну-ну, я слушаю.
— Ты слушаешь, а надо смотреть внимательно! Смотри теперь на этот рисунок. Здесь ты видишь те же планеты. Только что…
— Что? Ну, вроде, как другое положение.
— Точно, а еще, ты видишь, здесь нет Земли. Марс – есть, Юпитер – есть, Венера, — он тыкал пальцем в картину. — А Земли-то нет.
— Ну и куда она делась?
— Она? Она за Солнце спряталась. Человек, пардон, существо, которое видело такой ракурс, находилось на некой неизвестной планете Нибиру, спрятавшейся за Солнцем. А? Как тебе?
— Ну и что, в фантастических романах и не такое можно встретить.
— Да если бы это нарисовал какой-нибудь фантаст или космонавт… Но в том-то и дело, этот рисунок принадлежит руке нашего с тобой земляка.
— Ну и ладно, представил он этот ракурс. Что же здесь такого?
Иван весь даже затрясся, оглядывался по сторонам, как будто здесь кто-то мог спрятаться. Потом, наклонившись, шепотом спросил сил:
-Ты свет можешь выключить, Нобель?
Я уже и сам как-то заволновался. Выключишь свет – получишь по башке и, поминай, как звали.
— Выключи свет, тебе говорю…
Я захватил с собой фонарь на всякий случай и отправился к выключателю. Вернулся, подсвечивая дорогу между шкафами.
— Вырубай, — услышал я хриплый голос с угрожающими нотками.
«Сейчас меня будут быстро убивать или долго насиловать…»
Сначала я подумал, что он включил свой фонарь, потом — что это светится настольная лампа. Но когда стал рядом со столом, понял, что ошибся. Это было какое-то чудо. Над голубым листом бумаги я увидел объемный фрагмент звездного неба с Млечным путем, близкими и далекими планетами, звездами. Время от времени где-то сбоку вспыхивала огнем хвостатая комета, протыкавшая пространство и опять исчезающая за краем листа. Планеты вращались вокруг собственной оси и в то же время двигались по дуге, исчезали и снова появлялись над бумагой. Это был какой-то фантастический аквариум, в котором плескалось звездное небо, прямоугольный кубик, вырезка. И если в аквариуме рыбы, уткнувшись ртами в стекло, разворачивались и уплывали, то здесь же небесные тела протыкали невидимую грань и растворялись в темноте комнаты.
Продолжение следует.
