— Школу я закончила с отличием и отправилась в город Пушкин, что под Ленинградом, — вспоминает Нина Ивановна. — Поступила в технологический институт. А через три месяца нас «порадовали»: ввели плату на обучение. Целых 400 рублей в месяц! Где взять такие деньжищи, когда стипендия – всего 160 рублей? Вот и пришлось вернуться в Рыбинск.
Как раз тогда, в начале сороковых, на Волгострое были организованы курсы картографов. Туда Нина и поступила. Будущая профессия увлекла девушку. Она старательно наносила на карту координаты и высоты местности. А затем вычерчивала карандашом на бумаге зоны, которые в скором времени поглотит рукотворное Рыбинское море. Рисовала здания, сооружения будущей Рыбинской ГЭС…
— Нам даже деньги за это платили, — рассказывает Н.И. Казанцева. – Учишься на «удовлетворительно» — полторы сотни рублей. «Хорошисты», в том числе и я, двести получали. А отличникам – аж по триста! Так что я кормилицей нашей семьи стала, мама-то санитаркой в железнодорожной больнице работала и всего 130 рублей получала. Да еще за брата-школьника пособие платили – 50 рублей в месяц. Вот и сводили концы с концами.
На всю жизнь в память Нины Ивановны врезалась картина, как жили и работали на «ударной стройке» политзаключенные. За колючей проволокой едва волочили ноги голодные, изможденные люди, черные от смешанной с загаром грязи. Одни катали по доскам одноколесные тачки, груженные землей. Другие рубили кирками каменистый грунт. Третьи лопатили гравий и песок.
— Нам категорически было запрещено с ними общаться, — говорит Казанцева. – Но раз был такой случай. Подошел ко мне украдкой один из заключенных и, оглянувшись по сторонам, поспешно сунул в руки сложенную в несколько раз бумажку, на которой был написан адрес. Попросил: «Отпусти, сестренка, в почтовый ящик». Взяла письмо, а сама боюсь: вдруг надзиратель с вышки увидит, сразу ведь по другую сторону «колючки» окажусь. Но переборола страх, спрятала весточку в карман, а потом в городе в почтовый ящик отпустила. Что там было написано – не знаю. Не осмелилась прочитать.
В июне 1941 года нагрянула война. И вновь Нине Ивановне не удалось закончить учебу. Волгострой спешно ликвидировали, и ей вместе с подругами вручили увольнительные.
Нина с матерью и братом жила тогда в Пионерском переулке, неподалеку от памятника Ленину. Чтобы получить лишнюю копейку, пустили квартирантку, которая работала на моторостроительном заводе – нынешнем ОАО «НПО «Сатурн». Она-то и помогла устроиться контролером в кузнечный цех этого предприятия.
Поздней осенью того же 41-го пришел приказ об эвакуации завода в Уфу.
— Нас, восемнадцатилетних девчонок, заставили наравне с мужиками таскать волоком станки и детали к железнодорожной ветке, которая пролегала прямо по территории завода, — вспоминает Нина Ивановна. – А когда отправили составы с оборудованием, нам дали команду спешно паковать чемоданы и вязать в узлы самое необходимое.
Там, где сейчас находится стадион «Сатурн», было чистое поле. К этому берегу и причалил караван барж. В далекую Уфу меня провожали мама с братишкой, а весь небогатый скарб уместился в одну квадратную корзину, к которой я, чтобы не растерять в дальней дороге, крепко-накрепко привязала ватное одеяло, матрас да подушку. Чтобы мы не умерли с голоду, каждому отоварили хлебные карточки, выдали вперед по десять восьмисотграммовых буханок черного хлеба.
Мы с мамой и братом крепко обнялись, поплакали. Маленький буксир, хлопая по холодной осенней воде колесами, зацепил выстроенные вереницей все четыре баржи и, дав протяжный прощальный гудок, потянул караван вниз по Волге.
— Плывем день, другой, третий, — продолжает свой рассказ Н.И. Казанцева. – А через неделю такой морозище вдруг ударил, что вся Волга вмиг льдом покрылась. И все баржи встали на прикол. Выход оставался только один: добираться до ближайшего города Кинешмы и пересаживаться на железнодорожный состав.
Сходили на разведку в соседнюю деревушку. Там сердобольные жители для нас баньку истопили, в избу зазвали: «Поешьте свеженького хлебца!». Смотрим, на столе караваи лежат, только что из серых мучных отходов испеченные, а по ним… тараканы ползают. Мы было отказываться от такого угощения. А хозяйка в ответ: «Ешьте, дуры, пока хлеб не остыл!».
Намылись мы, наелись хлеба и на баржу возвратились. Наутро по трескучему морозу отправились в двадцатипятикилометровый путь до Кинешмы. Добрались до вокзала и, чтобы не украли наши вещи, устроили поочередное ночное дежурство. Через сутки подошел состав, в котором для нас выделили пару вагонов с двухэтажными деревянными нарами и печкой-буржуйкой.
До Уфы добрались в конце ноября. Идем с вокзала, страшно пить хочется. Смотрим, по дороге ларечек стоит. Зашли. А там – пироги продают. Купили с голодухи по несколько штук, а запить-то их нечем. Чаю нет, только красное вино на разлив. Делать нечего – взяли по стакану, выпили. Думали, хоть согреемся. Только вино попалось какое-то «незабористое», еще больше от него закоченели.
Первым делом нас в Уфе на санобработку отправили, вшей выпаривать. А потом в сорокоградусный мороз повели на заснеженное поле с огромными сугробами. Оказалось, вовсе не сугробы это, а станки, которые по железной дороге раньше нас в Уфу приехали. Вот и поставили перед нами «боевую» задачу — найти под снежным холмом свой станок.
Меня контролером в кузницу определили. В огромный цех, где, кроме уфимского, прописались еще два завода: наш, рыбинский, и ленинградский. Выдали пропуска, поставили на продуктовое довольствие.
— Что греха таить, — признается спустя шестьдесят с лишним лет Н.И.Казанцева. – Было дело, подделывала я продуктовые карточки – почерк-то у меня еще со школы был каллиграфический. Но только не для себя, для других. Аккуратно исправляла единичку на четверочку, вот и получалось, что вместо десяти граммов жиров, которые полагались на один рот в день, выдавали целых сорок. А вместо ста граммов крупы – четыреста.
После работы буквально с ног валились. Но молодость есть молодость! И в кино бегали. Запомнился первый просмотренный в Уфе фильм «Заключенные», о том, как на строительстве Беломорканала «перевоспитывали» врагов народа. А второй фильм – «Свинарка и пастух». До сих пор люблю эту картину, столько воспоминаний она навевает…
Вот такая была она, молодость Нины Ивановны Казанцевой, которая пришлась на трудные военные годы. А впереди была жизнь, на которую ветеран труда не жалуется, и собирается прожить еще долгие-долгие годы.