В 1897 году душеприказчики Альфреда Нобеля, среди которых главенствующую роль играл российский подданный, племянник «главного Нобеля» Иммануил, столкнулись с серьезным противодействием их попыткам выполнить волю усопшего и наполнить «кассу» — фонд будущей Нобелевской премии денежными средствами, заработанными Альфредом и вложенными во многие предприятия по всему миру. Здесь было все: и откровенное игнорирование завещания родственниками и верховной властью; и нежелание назначенных учреждений заниматься вопросами отбора номинантов и судебные иски.
ПРЕЛЕСТНАЯ ЦВЕТОЧНИЦА
{image0} А тут еще вдруг на этом непаханом поле появилось прелестное существо по фамилии Софи Хесс с требованием увеличить денежное содержание, назначенное когда-то ей самим Нобелем. При этом она говорила о том, что в течение восемнадцати лет Альфред Нобель признавал ее своей женой, что подтверждается его письмами. Если же исполнители завещания проигнорируют ее обращение, она грозила обнародовать всю эту интимную переписку.
Желая оградить имя учредителя премии от компрометирующих обстоятельств, посоветовавшись с немецкими юристами, осуществлявшими консультирование в ходе реализации завещания, душеприказчики со-гласились погасить ее долги в обмен на 216 писем Нобеля, телеграмму, его портрет и обязательства, подкрепленные присягой, что она не утаила писем Альфреда…
Альфред познакомился с ней через некоторое время после бегства Берты Зутнер. Осенью 1876 года он отдыхал на водном курорте Baden bei Wien, где и встретил впервые симпатичную обворожительную Софи Хесс из семьи небогатого еврея. Альфред, проникшись ее проблемами, прежде всего материальными, пообещал принять участие в ее будущей судьбе и вытащить ее из провинциального городка. Ей было 20, ему 43. Около 20 лет продолжалась эта связь, и со стороны Нобеля это стало последним, искренним увлечением, увлечением человека, который, наконец, освободился от многолетней хандры и перепадов настроения.
Что касается Софи, то, как показало время, Нобель для нее, современным языком говоря, был «папиком», обеспечивающим ее материально и по-отечески опекающим. Но прошло немного времени, и Альфред из «папика» превратился в страстного влюбленного. При этом соответственно его характеру и темпераменту его чувства были такими же непостоянными и противоречивыми. Он то ревновал Софи, требуя отчета о всех новых знакомствах, требуя внимания и ласки, то заявлял знакомым, что их отношения носят дружеский характер и что он сам мечтает о том, чтобы юная его протеже, повстречала достойного молодого партнера.
Софи Хесс отличалась еще большей непоследовательностью. С одной стороны, она с некоторых пор сочла возможным называться «мадам Нобель» и требовала этого же титулования от друзей и знакомых, в том числе и Альфредовских ( ради объективности нужно сказать, что и сам Альфред адресовал многие свои письма «фрау Софи Нобель». Он приобрел ей уютное гнездышко в Париже на авеню Виктора Гюго, пригласил для нее личного повара, служанку, учителя французского языка; он сначала в 1879 году снял, а потом купил для нее в Бад Ишль виллу с пятнадцатью комнатами); с другой стороны, она вела не связанный семейными или любовными обязательствами образ жизни, тратя налево и направо огромные деньги, что может быть присуще любовнице, но не жене. Нобель постоянно вытаскивал ее из различных долговых и судебных историй, оплачивая ее обязательства и был привязан, как он писал, к своей «liebes Sofferl, liebes susses Kindchen» (милой Соферль, милой сладкой крошке).
С некоторых пор он лично занялся ее воспитанием и образованием, но она не хотела быть благодарной воспитанницей и уже не скрывала своего раздражения и даже злости. Сначала он хотел представить ее своей мудрой маме, потом одумался, понимая, что вчерашняя Галатея-цветочница рождена вовсе не для семейной жизни. Хотя многие знаменитые друзья Альфреда, в том числе и писатель Виктор Гюго, знали об этом романе Нобеля. {image1}
ИСКУШЕНИЯ ЮНОЙ СОДЕРЖАНКИ
В одном из писем он написал ей: «Милое дитя, ты жалуешься, что письма мои кратки и официальны, но отказываешься принять это как должное и вопреки моему желанию заставляешь меня объяснять причины. Это происходит потому, что люди вообще, а женщины в особенности, эгоистичны и думают только о себе. Я с самого начала сознавал, а со временем стал все яснее понимать, что твое положение неопределенно, и я часто принуждал себя быть холодным и сдержанным, чтобы ты не слишком привязывалась ко мне. Возможно, тебе кажется, что ты любишь меня, но это только признательность, уважение; такие чувства неспособны вполне удовлетворить твоей потребности любить. Скоро может случиться, что ты встретишь кого-нибудь еще, и тогда ты упрекнешь меня, если я безвозвратно свяжу тебя узами любви…
Не будь легкомысленной и не уступай искушению слишком много резвиться и слишком поздно ложиться спать. И не заставляй себя писать мне слишком длинные письма — как явствует из твоего последнего послания, для тебя это слишком утомительно.
Сейчас придет моя кузина со своими детьми, так что я заканчиваю поцелуем старого философа».
Это и есть Нобель в любви. Может, он и философ, скажем мы, но зануда еще тот!
Многие нобелисты новейшего времени пишут о Софи, как о хитрющей молодой стерве, цинично вытряхивавшей из старика не только деньги, но и остатки его здоровья. Но для этого она была слишком простодушна. И вообще, скажем мы, для чего еще существуют старые крезы, как ни для того, чтобы рядом с ними и под их опекой расцветали и радовали глаз прелестные существа, подобные Софи.
Да и сам Альфред Нобель понимал свою душевную выгоду от союза с Софи:
«Милая моя крошка.
Одинокий и измученный неприятными делами (речь идет о судебном процессе по поводу прав на изобретение динамита – В.Р.) настолько, что мои нервы вконец надорваны, я здесь впервые понял, как ты дорога мне. Для меня ропот толпы значит меньше, чем для кого бы то ни было, и я был бы рад удалиться в тихое место, где смог бы жить без претензий, освободившись от забот и неприятностей. Я решил полностью отойти от дел, как только закончится этот процесс … Пока же я в трудном положении и у меня нет времени подробно писать тебе, милое дитя. Скажу лишь, что всем сердцем надеюсь, что у тебя все в порядке и что лечение полностью восстановит твое здоровье.
Тысяча наилучших пожеланий от любящего тебя Альфреда».
В конце концов оно так и вышло: Софи по-шекспировски получила ребенка в кроватку раньше, чем мужа в постель, и по сути была несчастна в семейной жизни. Так что «старый ворчун» оказался прав: Софи слишком поздно ложилась спать.
