Одной из ярких страниц истории Ярославской губернии в эпоху войны 1812 года стало участие ярославцев в создании народного ополчения. Немалый вклад в его формирование внесло и рыбинское городское общество…
{image0} Меры по созданию ополчения принимались и до начала войны. Весной 1812 года был объявлен 82-й рекрутский набор для пополнения гарнизонных войск – «внутренней стражи», которая должна была стать костяком будущего ополчения.
Одновременно формировались новые полки для регулярной армии. В мае 1812 года из Вильно, где находилась тогда главная квартира армии, Александр I писал ярославскому гражданскому губернатору князю М.Н. Голицыну о формировании «по настоящим обстоятельствам… из новонабранных рекрут 12-ти новых полков». Два егерских полка из их числа комплектовались на территории Ярославской губернии. Средства для них выделялись ярославским дворянством, а рекрут, кроме Ярославской, должны были поставлять также Нижегородская, Вологодская и Вятская губернии.
Снабжение этих полков и одного пехотного полка, формировавшегося во Владимире, обозами и подъемными лошадьми император возложил на городские общества Ярославской губернии. 30 июня 1812 года пожертвования рыбинского городского общества на эти цели в сумме 3200 рублей были отосланы губернатору.
В Ярославской губернии организация ополчения, проводивщаяся на основе манифестов царя от 18 и 30 июля 1812 года (здесь и далее по новому стилю) была возложена на местного воинского начальника ярославского генерал-губернатора принца Георгия Голштинского-Ольденбургского. А непосредственное руководство поручалось гражданскому губернатору князю Михаилу Николаевичу Голицыну.
5 августа в Ярославле открылось дворянское собрание в составе 461 дворянина губернии, постановившее представить в ополчение по 4 воина от каждых «ста душ» крестьян. В крупных имениях ополченцев выставлял крестьянский мир под наблюдением помещичьей администрации. Офицерские должности в ополчениях занимались дворянами по выбору дворянских собраний. Представители других сословий поступали в ополчение добровольно. Но основную массу рядовых ополченцев составили крепостные крестьяне.
На содержание ополчения был открыт сбор пожертвований. Всего на обмундирование, вооружение и пропитание ополченцев в Ярославской губернии было собрано 817 550 рублей, из них дворянством — 400 288 рублей, церковью — 64 828 рублей, купцами и мещанами губернии — 297 253 рубля.
Купечество и мещанство Рыбинска дали на ополчение 20 697 рублей и сверх того внесли «натурой» муки на сумму 7 100 рублей. Суммы, внесенные на ополчение дворянством, позволяют судить не только о степени щедрости помещиков, но и о доходности их имений. Так, из крупного имения князя Е.А. Голицына с усадьбой в селе Городок Рыбинского уезда на ополчение было пожертвовано 545 рублей, в то время как взносы некоторых купцов доходили до тысячи и более рублей…
Наибольшее количество ополченцев после Ярославского поступило от Романовского и Мышкинского уездов (более тысячи от уезда). Большинство других уездов губернии выставили немногим более тысячи человек каждый. Мологский уезд — 1 089 ратников, Пошехонский — 1 086, Рыбинский – 757.
Одним из «рекордсменов» среди ярославских дворян по числу ополченцев, направленных в Ярославскую военную силу, стал крупный мологский помещик, известный коллекционер и библиофил граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, направивший в ополчение более 300 ополченцев из числа своих крепостных. Таким образом, от Рыбинского, Мологского и Пошехонского уездов в Ярославское ополчение было направлено около 3 тысяч ратников.
Обмундирование рядовых ополченцев, «по образцу московских сил», то есть воинов Московского ополчения, было типовым и различалось по губерниям цветами и некоторыми формами покроя. Основой офицерской формы был сюртук (походный вариант мундира) с эполетами. Головным убором служила меховая шапка или фуражка (картуз) с крестом и императорским вензелем. По расчету «на отданных в ополчение воинов», составленному в Рыбинске в августе 1812 года, экипировка каждого рядового включала: армяк серого сукна, полушубок, кушак, рукавицы, платок, шляпу, пару суконных подверок (портянок), пару холщевых подверок, пару сапог, рубахи, портки, мешки, общей стоимостью 54 рубля 12 копеек на человека. Сверх того каждому полагалось 10 рублей вознаграждения.
Между тем качество ополченцев вызывало претензии главного инспектора губернского ополчения Ярославского генерал-губернатора принца Голштинского-Ольденбургского. Часто, особенно в крупных помещичьих имениях, решения о направлении в ополчение принимались представителями местной администрации или «крестьянским миром». Трудно сказать, какую роль играл последний в выборе ополченцев. Но ясно, что помещики и их управляющие, не говоря уже о крестьянских семьях, были заинтересованы в сохранении у себя полноценных работников. Воля старост, бурмистров и сельских сходов создавала простор для подобного выбора прежде всего, конечно, в крупных имениях. Поэтому в ополчение нередко поступали инвалиды, старики и малолетние. Причем, очевидно, без ведома их владельцев, и независимо от их патриотических побуждений.
Ярославское ополчение образца 1812 года, согласно штатному расписанию для губернских ополчений, должно было состоять из 4-х пеших полков четырехбатальонного состава и 1-го конного полка общей численностью более 11 тысяч человек. Все ополченские полки, по примеру иррегулярных казачьих полков, были названы «казачьими».
Начальником ополчения губернское дворянство, по списку из 9 кандидатов, утвержденному губернским и уездными предводителями дворянства, избрало полковника Якова Ивановича Дедюлина, поступившего в непосредственное подчинение к командующему 1-м округом ополчений московскому генерал-губернатору и генералу от инфантерии графу Ф.В. Ростопчину.
ПИКИ И ТОПОРЫ
4 сентября 1812 года на основании рескрипта Александра I от 31июля и предписания Ростопчина от 2 сентября 1812, то есть за три дня до Бородинского сражения, часть «Ярославской военной силы» выступила в направлении на город Дмитров Московской губернии. Основной целью похода была «оборона Москвы». 13 сентября до Ростова дошла афиша графа Ростопчина, в которой он призывал народ идти на Три Горы (предместье Москвы) — «биться с французами». Афиша эта вызвала в Ростове «большое уныние». Сам Ростопчин после занятия французами Москвы убыл с действующей армией. Дальнейших указаний о действиях Ярославского ополчения от него не поступало.
Приказом Кутузова Дедюлину от 21 сентября 1812 года, то есть через 13 дней после событий при Бородине и через семь дней после оставления Москвы русской армией, Ярославское ополчение направлялось «для защиты собственной губернии».
В книге для детского чтения «В грозную пору» красочно описано, что депеши Кутузова в Петербург передавались по ночам через посредство стационарных постов с применением факельных сигналов, напоминавших азбуку Морзе. Это, конечно, красивая сказка. Речь идет о дате появления приказа, подписанного в Тарутинской ставке Кутузова, тогда как сам Дедюлин, учитывая следование курьеров из штаб-квартиры армии в обход Москвы по дорогам Рязанской, Владимирской и Ярославской губерний, получил это послание гораздо позже. Единственным средством передачи информации на расстоянии в те времена была конная эстафета. Поэтому неудивительна в тех условиях не только несогласованность и затяжка в действиях сторон, но и такое явление, когда «правая рука не знает, что делает левая». К тому же, вплоть до середины ноября 1812 года Ярославское ополчение самостоятельной боевой силы из себя не представляло и, по рапорту Дедюлина, было вооружено только пиками и топорами.
СИЯТЕЛЬНЫЕ УКЛОНИСТЫ
Как показывают документы, далеко не все ярославские дворяне, призванные к замещению офицерских должностей в ополчении, стремились вступить на стезю «защиты Отечества». Многие из них «отзывались болезнями». Конечно, после этого они вряд ли могли рассчитывать на гражданскую или военную карьеру. Но им, видимо, это было не особенно и нужно. Те же факты отмечались и в других губерниях. Ярославские власти неоднократно направляли в Рыбинск предложения о высылке всех дворян, проживавших в Рыбинском уезде и записанных в ополчение, в Ярославль. Но большинство помещиков остались верны «патриотическому долгу». Из 269 офицеров губернского ополчения, положенных по штату, по ведомости его начальника, генерал-майора Якова Дедюлина, «совсем не было» в нем «только» 29 человек.
Между тем, служба в армии и ополчении вызвала неподдельный интерес дворянского сословия, и не только малоимущих помещиков, искавщих в военной службе и возможной карьере выход из тяжелого материального положения. Не обошлось и без «романтизма». Известно о «феномене Пети Ростова», взятом Львом Толстым из реальных исторических примеров, когда 15-16- летние юнцы из богатых помещичьих семей сбегали в действующую армию скорее из потребностей самоутверждения. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», — как писал впоследствии Тютчев. Но для множества деревенских «бонвиванов», проживавших или доживавших свой век в родовых имениях, эта тема, как и во все времена, была, видимо, неактуальна…
