Умиротворение и задумчивость можно было прочесть во взгляде протодиакона Андрея Кураева в минуты его появления около полудня 17 января в стенах Рыбинской епархии. Известный ученый-богослов, философ, проповедник и миссионер приехал в Рыбинск во второй раз. Возможно, нынче его немного утомила дорога, так как с ответами на вопросы, которые задавали ему журналисты во время пресс-конференции, отец Андрей не спешил. Иногда задумывался на несколько мгновений. Иногда сводил все к шутке. А иногда и вовсе уходил от ответа…
{image0} Первый вопрос, который был задан, был самым традиционным. Журналисты поинтересовались у отца Андрея о цели его визита в наш город. Но прозвучавший ответ Андрея Кураева несколько озадачил журналистов:
— Есть три вопроса в моей жизни, на которые я никогда не отвечаю и не буду отвечать. Первый — цель вашего приезда к нам. Второй — ваше впечатление о нашем городе. Третий — ваши творческие планы.
— Отец Андрей! В стенах двенадцатой школы через два часа вы встретитесь с рыбинскими учителями. О чем вы будете говорить с ними? О вашем учебнике «Основы православной культуры»?
— Нынешний учебный год первый, когда в школах России вводится курс «Основы религиозной культуры». Теперь каждая семья может сделать школе заказ на воспитание своего ребенка. Сказать: «Наши семейные ценности такие! Наши этические постулаты находятся в контексте такой-то конфессиональной культуры. И мы просим, чтобы школа нам в этом помогла!» А поскольку конфессиональные традиции в каждой семье в России могут быть разными, пускай каждый за своего ребенка решает. Если выборы в классе проведены честно, а надо сказать, что это в России случай редкий, тогда будет в одном и том же классе несколько модулей. И тогда педагог должен освоить языки всех российских мам. Чтобы ребенка не ставить перед выбором, кого он любит больше: завуча или маму. В четвертом классе такие вопросы ставить не стоит. Чтобы этой дилеммы не было, учительница должна говорить на том же языке, что и мама. Не в лингвистическом смысле, а на языке культуры. Если ребенок из мусульманской семьи, с ним надо говорить на языке этой культуры. Если ребенок из православной семьи, то говорить, например, об уважении к старшим, надо с аргументами из христианского материала. С исторического, литературного и так далее. Вот такая сложная задача перед учителями. Поэтому с ними надо встречаться. Моя задача для таких встреч прежде всего психотерапевтическая. Я говорю: дорогие коллеги, не бойтесь, у вас все получится! Если педагог любит детей и любит себя в своей профессии, тогда ему все удастся. Для той же Марии Ивановны это может стать очень интересным. Для нее это возможность освоить новые темы, новые интонации. И все это на таком тематическом поле, которое вызовет живой интерес и у самих ребят.
Главный итог контакта с преподавателями, я считаю, вовсе не те тезисы, которые я произнесу. У человека должно быть чувство профессионального оптимизма. Мы сможем. Мы сделаем! Хотелось бы этот оптимизм поддержать в педагогах!
— Почему был выбран возраст четвероклассников?
— Ответ чисто политический. С одной стороны, желательно, чтобы ребята были постарше. Чтобы они не только смотрели в рот учителю. Но с другой стороны, надо было взять ребятишек, пока они котята. Пока у них нет подростковой агрессивности. Для того, чтобы упредить скинхедов и т. д. Чтобы ребята узнали, что люди делятся не только на мальчиков и девочек, а есть другие идентичности в мире людей: национальные, религиозные. Чтобы ребята узнали об этом до того, как придет агрессивный возраст. Чтобы воспринимали наше разнообразие не как проблему или как пейзаж, то есть как нейтральные ценности, а считали бы, что то, что мы разные и что нас много — стратегическое преимущество России.
— Как вы оцениваете, что многие учителя во время курса «Основ православной культуры» заставляют детей учить молитвы?
— Один из уроков курса посвящен молитве «Отче наш». Лично я эту молитву учил, готовясь сдавать экзамен по научному атеизму в МГУ. Было требование знать базовые сакральные тексты разных религий. Раз ты религиовед, то должен эти вещи знать. В учебнике для детей требований учить наизусть тексты молитв нет. Я говорю педагогам: вы имеете право рассказать об этой молитве. Пусть дети расскажут вам о собственном ее понимании. Но нельзя требовать от детей, чтобы они этой молитвой молились. Нельзя на этих уроках привлекать детей к религиозной практике. Задача курса объясняющая. И в этом отличие урока культурологического от урока религиозного.
— Отец Андрей! Уже двадцать лет назад в том же МГУ ваши лекции собирали переполненные залы. При этом послушать вас с преогромным интересом шли далеко не одни только люди верующие или студенты-философы. Но жизнь не стоит на месте. Как мироощущение Андрея Кураева начала 93-го года отличается от мироощущения Андрея Кураева сегодня?
(После некоторой паузы.)
— Я стал толще!
Не смогли журналисты не поинтересоваться и отношением отца Андрея к полемике, возникшей в обществе после скандальной истории с «Pussy Riot».
— Это тематика искусственно поддерживается московскими элитами. Серьезная долгоиграющая пиар-операция. Для меня, — подчеркнул Андрей Кураев, — были дороги три дня после этой выходки. Тогда был общенародный консенсус, что так нельзя, что это недопустимо. Потом надо было изрядно постараться, чтобы этот консенсус нарушить. И постарались для этого в том числе и некоторые православные люди. Чтобы настолько перегнуть, чтобы вызвать уже ответные чувства. Получается, что маргинальные отморозки теперь отчасти получили некую санкцию и в части общественного мнения, и в собственном понимании. Это плохо. Но это скорее мы дали им эту возможность.
— Полемика вокруг «Pussу Riot» затронула и светские и религиозные круги российского общества. Но, вероятно, немало дискуссий существует сегодня и в среде самого православного священства?
— У меня ощущение сворачивания пространства внутрицерковной дискуссии. Поэтому, возможно, в ближайшие годы не будет каких-то заметных движений. А так это серьезная и вечная проблема для церкви. Я сейчас скажу страшную вещь. Из-за многочисленного повторения многие вещи Евангелия стали сами собой очевидными и поэтому кажутся банальностями. Но как эти вечные звезды Евангелия спроецировать в сегодняшний день? И именно в этом вопросе проецирования вечного во времени, на этой грани двух сред и возникает преломление, возникает разномыслие и дискуссии. В том числе в самой церкви. В 2012 году после тех же «пусек» стало очевидным, что у многих священников одна и та же книга Евангелие открывается на разных страницах. К примеру, я беру Евангелие и оно почему-то у меня в этом разговоре упорно открывается на Нагорной проповеди. Я говорю: благословляйте проклинающих вас! А у других людей, в том числе и священников, то же Евангелие открывается в другом месте — где Христос изгоняет торговцев из храма с мечом в руках. Это вечный богословский вопрос: в каком месте Библии мы узнаем себя сегодняшних. Здесь всегда будут разногласия. Это нормально.
— Отец Андрей! Сейчас никого не удивишь священником на байке, священником, который идет на Северный полюс или посещает рок-концерт. Оправдано ли такое такое миссионерство и где грань допустимого?
— Для начала скажу про себя. Я давно на рок-концертах не бывал. Уже несколько лет. Пока я для себя в этом не вижу необходимости. Мне было важно создать некий повод. Показать, что слухи о конфликте церкви и современной молодежи несколько преувеличены. Но то, что было сделано, не должно стать дежурным блюдом. Батюшка не должен стать обязательным приложением к каждому рок-концерту. Если не просто рок-концерт, а концерт с какой-то идеей, тогда туда нужно пойти. Но без такой идеи, даже если на концерте выступит какая-то хорошая группа, то почему я их должен сопровождать?
Дальше о батюшке на байке. Это я. Я с нетерпением жду, когда растает снег, я достану свой скутер и буду колесить по Москве. Но это не форма миссии. А лишь способ выжить в московских пробках.
А где граница допустимого? Нет у меня ответа на этот вопрос. Потому что никогда не говори «никогда»! Теоретически очень легко собрать научный семинар и установить границу. В жизни сложнее. Буквально неделю назад ко мне в Москве подходит молодой человек. Говорит: «У нас на приходе разошлись в дискуссии. Наш храм еще строится. Подвальный этаж поставлен. Основные стены еще не возведены. Сейчас на зиму перерыв в стройке. И у нас есть идея эту коробку фундамента храма залить водой и сделать ледовую площадку для детей. Можно или нет превратить строящийся храм в каток?» Сначала я возмутился. А затем подумал и поставил вопрос: а Христос бы обрадовался, если бы детишки в его доме так вот веселились? Думаю, обрадовался бы. Есть еще одна проблема. Сегодня у нас в России даже храмы строят в основном гастарбайтеры. Значит, какому-то строителю, куря и матерясь, можно присутствовать на строящемся храме, а нашим детям прийти на это неосвященное место, порадоваться и поиграть нельзя! Какие-то двойные стандарты. Поэтому моя позиция, что, наверное, можно сделать каток. Хотя, конечно, понимаю, если этот мой ответ будет опубликован в СМИ, опять начнется дискуссия. Кто-то даже возмутится, мол, этот Кураев совсем лишен чувства святыни! Мы читаем Евангелие и возмущаемся фарисеями, которые совсем не понимали свободу Христа и апостолов. Как это так, в субботу они мнут пшеницу и делают хлебушек. Все Евангелие про нас, про православных. Про нас обетования, которые были даны апостолам. Про нас и те молнии, которые были посланы на головы фарисеев. Они тоже про нас, а не про каких-то чужих дяденек!
— Отец Андрей, из ваших уст прозвучала инициатива перенести праздник Рождества Христова на первое января. Вы это предлагаете как человек светский или как протодиакон Русской православной церкви?
— Мне даже неудобно это объяснять. Идея настолько простая и красивая. Речь всего-навсего идет о подчеркивании логики нашего церковного календаря. Это не подлаживание под светский мир и не вопросы про салаты «Оливье» на Новый год. Просто есть наш большой календарь, когда эры считают после Рождества Христова и до Рождества Христова. И года считаются от Рождества. А маленький календарь внутри года почему-то считается не от Рождества. Если бы зазор был в полгода, это еще можно понять. А если зазор составляет всего неделю, возникает вопрос: а может, имеет смысл совместить? Почему мы должны следовать пожеланиям какого-то средневекового королька, который решил Новый год праздновать первого января? Сегодня Новый год — это планетарный праздник. Перенести дату Нового года — не область компетенции правительства одной страны. Но каждая поместная церковь вправе ту или иную священную память назначить на тот или иной день. Вот Пасху мы все празднуем в один день. А празднование Рождества может быть вразнобой, и в истории такое уже бывало. Да и сейчас есть, когда разные православные церкви дату Рождества празднуют с интервалом в две недели. Уже это означает, что эта дата конвенциональная, то есть условная. Это дело того или иного общественного договора.
При этом я понимаю, что мне не увидеть воплощение этой идеи. Это может произойти не в этом столетии. Но уже сейчас это хороший повод просто напомнить о том, откуда ведет и свое начало наш календарь. С чем он связан. Какое событие явилось главным в нашей истории. А для церковных людей это повод еще раз понять, что у нас главное. Это формула церковности — понимать где главное и где второстепенное. И при этом ценить второстепенное ради того главного, которое через него просвечивает. Думаю, польза от подобных дискуссий есть. Тема будет жить независимо от того, кто ее предложил, пока не появятся условия для консенсуса. Однако этот самый консенсус — необходимое условие для того, чтобы эта идея была реализована. Пока есть хотя бы одна бабушка, которая скажет: «А я против», такую реформу проводить просто глупо. Потому что праздник, который построен на чьей-то слезке, это невозможная вещь.
— Отец Андрей, вас приглашают во многие города. Как вы выбираете, куда поехать?
— Особенно не выбираю. Куда позвали — туда и еду. Помните, как в фильме «Белое солнце пустыни» один персонаж спрашивает другого: «Как ты здесь оказался?» — «Стреляли!»
