– Я буду бороться до конца, потому что это недопустимое презрение и к памяти покойных, и ко всем нам, – тихо, но твердо говорила Ирина Хохлова, пока мы копировали написанную ею историю. В ней наша читательница описала ужасающее состояние Южного кладбища, лично пройдя последний путь родных и близких.
Радоница этого года оказалась ранней. И все же мы с мамой ее едва дождались. Так хотелось поделиться пасхальным приветствием с незабвенным папочкой и мужем, который ушел от нас всего полгода назад! Согласитесь, с каким особым чувством некоей символической встречи едешь на кладбище навестить свои родные могилы. Все ли там в порядке? Не покосилась ли оградка, не просел ли холмик могильный, не запылился ли крест, не отсырел ли? Побываешь, помолчишь, поплачешь, «пообщаешься», выполешь сухостой на могилке – и легче на душе, спокойней, уезжаешь даже с какойто тихой радостью.
И вот 21 апреля мы с мамой взяли фонарик, чтобы можно было на могилке затеплить светильничек красного стекла, крашеные яички – и отправились. От боковых ворот Южного кладбища до нашего захоронения у дальнего лесочка порядка получаса ходьбы по разбитой еще с осени, разъезженной дороге. Мы морально настроились одолеть этот нелегкий путь. Шли тяжело, гораздо дольше обычного. Среди ухабов, покрытых липкой пузыристой жижей, в два потока двигались, часто нетерпеливо сигналя, личные авто. Машины с разбегу ныряли в лужи, заставляя пешеходов маневрировать у придорожных памятников, влипая спиной в решетки чужих оград. Пешеходы тоже шли потоками, помогая друг другу миновать суровую полосу препятствий в виде этой запущенной, неухоженной дороги – незнакомые подсказывали, где точно утонешь по колено, а где след в след можно пройти. Пожилым людям, таким, как моя мама, было особенно тяжело. Ноги уставали держать равновесие в скользкой грязи, но мы старались не думать об этом, стоически перенося тяготы маршрута, зная, что впереди родной холмик.
Когда за поворотом дороги наконецто показался наш новый, говоря покладбищенски, «массив», идти стало совсем невозможно. В рыжей жирной каше из глины, размешанной машинами, ноги разъезжались, на сапоги налипло по килограмму глины. А ведь нам предстояло еще пройти по узкой тропке вдоль глубокого заполненного водой и стоками котлована, чтобы найти нужный ряд в массиве! И вот здесь стало понастоящему страшно. Поскользнувшись, можно легко угодить в этот котлован. Коекак, держась обеими руками за ограды, съезжая ногами в стороны прямо в чьито просевшие могилы, скользя по венкам, мы все же добрались до нашей ограды… И остановились в нескольких шагах от нее. Дальше пройти было нельзя. Поверх холмика стояла глубокая большая вода, лужа эта занимала все огороженное пространство двухместного захоронения. Мы заплакали. От обиды, беспомощности, бессилия…
Окинули взглядом массив – еще в паре мест так же, как мы, стояли в растерянности чьито близкие и так же, как мы, беззвучно рыдали от досады и боли.
После Радоницы прошло уже больше недели, но эта боль не оставляет нас. Конечно, мы все исправим, закажем подсыпку грунта, ведь это могила нашего родного человека! Ктото наверняка скажет, что ситуация типична, что не одни мы подчас оказываемся в ней, надо както приноравливаться. Да, увы! В этомто и ужас ситуации, что она для нас типична. И лежат наши дорогие покойные в болотистых низинах, чаще всего совсем непригодных для устройства кладбищ, лежат в привозном насыпном грунте – голой глине, которая не высохнет до самой летней жары, и травка на ней не скоро вырастет! А старики с риском для жизни добираются до родных могил и не могут даже войти в оградку. И это грубое попрание наших гражданских прав, нашего права на семейную родовую память, эта душевная боль, в конце концов, совершенно не волнует держателей «вечного бизнеса». Похоронные услуги оказаны, все оплачено (и немало) – будьте любезны…
Но кто и когда займется благоустройством Южного кладбища?! Ведь его администрация не просто почеловечески, а по роду службы обязана заботиться о надлежащем виде кладбища. Бизнесмены похоронного дела обязаны обеспечить людям нормальные и удобные подъезды и подходы к массивам, рядам, захоронениям. Ведь на этом участке с лета 2014 года захоронено более 200 человек! Представьте себе, что близкие этих людей испытывают, наблюдая весь ужас такого безразличного отношения и к живым, и к умершим!
Надеюсь, многие читатели поймут меня, ведь практически у каждого из нас есть эти священные и дорогие сердцу места, где погребены родные и близкие люди. О покойных можем похлопотать теперь только мы – живые. Только так мы можем позаботиться об ушедших близких, таких любимых, которых так порой не хватает… Конечно, ктото скажет: мол, им, умершим, теперь уже все равно. Гораздо нужнее душам усопших горячая молитва, она, говорят, важнее заботы о прахе, о тленном… Это, несомненно, так! Но и пренебрежение к последнему земному пристанищу человека – грех! Это так же гадко, как обидеть беззащитного ребенка или старика. Доказывать это нелепо…
Не будем же равнодушны, не будем безучастны! Мы молчим, и для чиновников проблемы как бы не существует! И две извечные русские беды, дополняя друг друга, господствуют в умах и в делах.
Думаю, что рыбинцы не должны мириться с этим, и мы все вправе требовать благоустройства территории Южного кладбища и достойного отношения к памяти наших близких!
Ирина Хохлова,
научный сотрудник
Рыбинского музеязаповедника
кошмар! кладбище как болото. Надо на администрацию в суд подавать! такие деньжищи им за место люди платят, а они его в порядок привести не могут