Летом 1947 года, через шесть лет после начала наполнения, Рыбинское водохранилище достигло проектной отметки 101,81 сантиметра по балтийской шкале. Именно тогда Молога целиком скрылась под волнами рукотворного моря. И все эти годы в обреченном городе теплилась жизнь. На ставших островами осколках мологской земли люди продолжали жить после исчезновения Мологи. А иные из коренных мологжан дожили на малой родине до сего дня.
Совещание перед потопом
Апрельским утром 41-го матрос Рыбинской спасательной станции пошел к проруби набрать воды. Ему пришлось опуститься на колени, и до плеча засунуть руку в прорубь, чтобы дотянуться до воды. Зачерпнул и вытащил ведро, полное живых окуней.
Взволнованный матрос прибежал к своему начальнику Анатолию Мацюре. Доложил о случившемся.
– Не паникуй…, – Мацюра был в курсе происходящего.
14 апреля 1941 года в 13 часов 10 минут по приказу начальника Волгостроя Владимира Журина монтажники с помощью двух мощных 300-тонных кранов закрыли стальными щитами-затворами отверстия водосбросной плотины на Волге возле Рыбинска, прервав, таким образом, течение реки в нижнем бьефе. А ровно через час был опущен последний щит в пролете Рыбинской ГЭС на реке Шексне. Натолкнувшись на преграды, Волга, Шексна и Молога, впитывая в себя многочисленные речки и ручьи, разлились вширь. Так началось сотворение искусственного моря.
В канун 1941 года тогдашний начальник Волгостроя Яков Рапопорт, на протяжении пяти лет руководил ходом величайшей сталинской стройки, провел специальное совещание с участием руководителей всех подразделений. Речь шла о скорейшем завершении подготовительных работ на Рыбинском гидроузле.
К тому времени было выполнено 48 млн. кубометров земляных работ, 2,1 млн. кубометров бетонных и железобетонных работ, сделано 29 тысяч металлоконструкций и механизмов. Самым насущным стало окончательное решение проблемы с переселением людей, которые на тот момент еще находились на подлежащей затоплению территории.
На площадях, подлежащих затоплению, располагались райцентр Молога, 663 села и деревни, 408 колхозов, 46 сельских больниц, 224 школы, 258 предприятий местной промышленности.
Великое переселение мологжан осуществлялось с 1939 года. Переселенцами стали от 130000 до 150000 человек. Все затраты по их перемещению, перебазированию учреждений, организаций и предприятий взяло на себя государство. Разборку строений, их перевозку и возведение на новых местах производили организации Волгостроя. Многие жители это делали сами, получив от государства определенные суммы денег. Переселенцы на два года освобождались от налогов.
Яков Рапопорт поставил конкретную задачу – завершить эвакуацию оставшихся людей из затопляемой зоны до весеннего паводка, а также принять необходимые меры к спасению тех, кто мог оказаться в зоне затопления. Выполнение этой задачи было возложено на главного инженера «Волгостроя» (спустя несколько месяцев он станет начальником Волгостроя – Волголага) майора госбезопасности Владимира Журина.
Среди присутствующих на совещании своей молодостью выделялся начальник спасательной службы ОСВОДа Рыбинска и Рыбинского района Анатолий Мацюра. Ему шел двадцать третий год. Именно этому, ставшему в декабре 1940 года большим начальником безусому мальчишке, надлежало практически выполнить поставленную задачу по эвакуации людей с уходящей под воду территории в 4580 квадратных километра и спасать тех, кого могло настигнуть наводнение.
«Дед Мазай» Рыбинского моря
По Интернету много лет гуляет рапорт лейтенанта НКВД Склярова начальнику Волгостроя-Волголага майору госбезопасности В.Д. Журину. В нем указано, что 294 человека из числа жителей города Молога и селений Мологского района добровольно отказались от переселения из зоны затопления водохранилища, приковали себя «к глухим предметам» и погибли.
В 2001 году, воспользовавшись возможностью побеседовать с очевидцем рукотворного потопа, я напрямик спросил Анатолия Мацюру, который непосредственно подчинялся майору госбезопасности Владимиру Журину, было или не было такое.
Ответ Анатолия Ивановича был довольно резким:
– Мне об этом ничего не известно…
Он совладал с собой и, погасив в голосе гневные нотки, рассказал, как на самом деле спасали оказавшихся в беде людей.
На затопленной территории находились шесть монастырей и свыше 40 приходских храмов. Многие церкви разобрать или уничтожить взрывами до основания не удалось. А так как церкви с колокольнями испокон веков строили на возвышенностях, поэтому после затопления они продолжали возвышаться над водой, став наблюдательными пунктами спасателей.
– Работа проводилась по линии НКВД. Весной 1941 года к уцелевшим церквям стали направлять команды, сформированные из числа расконвоированных заключенных. Им туда же доставляли продукты питания. Этим командам были приданы лодки и плоты. В случае необходимости к ним направлялись речные буксиры, способные двигаться по мелководью. С колоколен был хороший обзор окрестностей. Если наблюдатели замечали отрезанных водой от суши людей, то к ним тут же направляли плавсредства. Церкви также служили сборными пунктами, куда доставляли спасенных людей и откуда из зоны затопления людей вывозили на материк, – Анатолий Мацюра знал, что говорил.
Можно было видеть буксиры, тянувшие за собой вереницу плотов с лосями, медведями, лисами, зайцами. Зверей, как и людей, вывозили на безопасное место.
С началом войны Анатолий Иванович подал несколько рапортов с просьбой направить его на фронт. Но каждый раз получал веский отказ: «Ваш фронт сегодня здесь».
И, действительно, осенью 41-го Ярославская область стала прифронтовой. А профессиональным спасателям под его руководством пришлось в 1941 – 1942 гг. выполнять специфические задания: участвовать в поисках потерпевших на акватории Рыбинского водохранилища аварию самолетов и их экипажей. Анатолий Мацюра был в числе первых выпускников спасательной службы СССР, которые в 1940 году освоили легководолазное оборудование. Поэтому он организовывал и проводил спасательные работы не только на поверхности, но и на дне возникшего на его глазах Рыбинского моря.
«Бронь» с молодого начальника спасательной службы ОСВОДа Рыбинска и Рыбинского района сняли только в октябре 1942 года. Он был направлен в Волжскую военную флотилию, на катерах-тральщиках уничтожал немецкие магнитные мины на Нижней Волге. Затем с ноября 1943 года воевал в составе Днепровской военной флотилии, участвовал в операции «Багратион» в Белоруссии. Тралил мины на Черном море. Служил командиром «малого охотника». Награжден тремя орденами Красной Звезды.
Человек ниоткуда
Зимой 1942 или 1943 года милицейский патруль задержал в Рыбинске торговца рыбой. У мужчины не было при себе документов. Его доставили в управление внутренних дел.
Задержанный пытался выкрутиться. Но сотрудники НКВД умели развязывать языки. Да и время было военное. В два счета зачислили бы в шпионы или диверсанты – и к стенке.
Наконец, мужик признался. Назвал деревню, откуда он. Чем еще больше разозлил тех, кто вел допрос:
– Врешь, твоя деревня два года как на дне водохранилища.
Мужик взялся показать. Поехали. Приехали – обомлели. Затерявшись на просторах заснеженного водохранилища, на острове стоит деревня, а в ней живут люди, которые согласно документам там нет.
Людей этих в машины и в сани – и под конвоем сотрудников НКВД вывезли на материк, а оттуда – по разным адресам.
Это мой вольный пересказ рассказа известного ярославского писателя Александра Коноплина, который он опубликовал в газете «Северный край» в начале «нулевых» годов. Александр Викторович в свою очередь ссылался на рассказ свояка. Поэтому, не имея документальных подтверждений, просил читателей не принимать написанное слепо на веру.
Александр Коноплин стал писателем, пройдя войну, а после войны – все круги ада сталинских лагерей.
Он ушел на фронт 17-летним юнцом. Воевал на 2-м Белорусском фронте, участвовал в освобождении Белоруссии и Польши, воевал в Германии. Герой-фронтовик вернулся домой 28-летним мужчиной, познавшим почем фунт лиха. В 1948 году сержант Коноплин был арестован и затем осужден по обвинению в антисоветской агитации. С 1949 по 1954 год отбывал наказание в Унжлаге и Краслаге. Реабилитирован в 1956 году.
Трудная судьба отложила отпечаток на его творчество и характер: Коноплин был против показухи, литературных штампов, всё написанное им носит печать искренности. В 1991 году вошел в редколлегию книжной серии «Не предать забвению», посвященной сохранению памяти о ярославцах, репрессированных в годы Советской власти. С 1997 года и до смерти в 2012 году являлся председателем редколлегии.
Написанное Александром Коноплиным подтвердил очевидец. Им оказался рыбинец Ким Катунин.
В свои восемнадцать лет Катунин оказался в начале зимы 1944 года в Волголаге за неосторожно брошенную фразу у костра в компании однополчан. А всего-то произнес молодой офицер-десантник: «Может, и войны не было бы, если бы был жив Ленин». Наутро за ним пришли особисты: «Кому тут Ленин понадобился? Ты что же, товарищу Сталину не веришь!»
Скорая на расправу судебная «тройка» впаяла ему 58-ю статью – душегубку.
Можно сказать, ему повезло. Не расстреляли. Отправили в глубокий тыл – на Верхнюю Волгу. Но, оказавшись в Рыбинском ИТЛ (так назывался Волголаг с февраля 1942 года), он понял, что рабский труд заключенного, сопровождавшийся голодом, побоями и издевательствами вертухаев, страшнее смерти на фронте.
Выслушав мой пересказ рассказа Александра Коноплина о мологжанах, которые продолжали жить на островах Рыбинского водохранилища, Ким Васильевич лукаво усмехнулся и сказал: «Я их сам видел».
– Кого?
– Отшельников.
Ким Катунин до старости был заядлым рыбаком. А рыбачить он стал поневоле. Его, молодого, сильного мужика, определили в рыболовецкую артель Мологского отдельного лагпункта. Работал он исправно, обеспечивая артели перевыполнения плана. После освобождения из лагеря Ким Васильевич остался жить в Рыбинске. Продолжал работать в рыболовецкой артели.
– Точно год не скажу. Сталин еще был жив. Рыбачили мы в водохранилище. В той части, что ближе к Вологодской области. Там островов тьма-тьмущая. И вот мы на один из островов высадились. Глядим, тропинка от берега вглубь острова уходит. Мы по ней – и вышли в деревню. Деревенские жители какие-то странные, диковато на нас смотрели. Узнали, что мы расконвоированные заключенные, вроде, успокоились. Приняли нас хлебосольно. Но просили никому не рассказывать про их деревню. Официально их деревня нигде не значилась. Значит, и их не должно было быть там…
Город в туманной дымке
Не доверять Киму Васильевичу не было смысла. Однако червь сомнения все равно глодал. Ведь слова к делу не подошьешь.
Но вот что написано в сборнике «25 лет Угличской и Рыбинской ГЭС» (Москва – Ленинград, изд-во «Энергия», 1967). Из него можно узнать, что, что Рыбинское водохранилище заполнилось за 6 лет. Надо иметь в виду, что по соображениям секретности в те годы реальные отметки водохранилища скрывались и указывались условные: вместо реального уровня полностью заполненного водохранилища (101, 81 метра) указано 117 м, т. е. на 15 м больше.
Итак, в 1941 году уровень водохранилища поднялся максимально до отметки 97,5 м (условная отметка – 112,5 м), в 1942 году – до отметки 99,3 м (условная – 114,3 м). А на какой отметке была расположена Молога? На отметках 98 – 101 м (условная – 113-116 м).
А вот заметка в газете «Северный рабочий» за 18 мая 1946 года. В ней описывается открытие навигации по Рыбинскому морю, а именно первый судоходный рейс из Череповца в Рыбинск: «… в иных местах шли с промером, опасаясь мели. В 8 часов утра показалась Молога. До нее было не более 10 километров, налево от нас сливалась с горизонтом, справа зеленел остров».
Что же получается – в мае 1946 года Молога продолжала существовать?
Очевидное – невероятное подтвердил снимок зимней Мологи из коллекции музея Мологского края-филиала Рыбинского музея-заповедника. Снимок сделан в 1940-е годы…после затопления Молого-Шекснинской междуречья. На фото – избы с трубами. В таких домах вполне можно было жить и летом, и зимой.
Выходит, не обманул свояк писателя Александра Коноплина, рассказав ему о мологжанах, которые продолжали жить в своих домах после потопа.
Где родилась, там и пригодилась
В апреле этого года жители деревни Захарино Брейтовского района, все как есть 60 с лишним человек, поздравляли Марию Красикову. Ей исполнилось 93 года. Всю свою долгую жизнь она прожила здесь, в Захарино. Дети ее здесь выросли и состарились, внуки и внучки зрелыми людьми стали. Правнучка Аня Красикова, перешедшая в третий класс, бывала на большой земле, а это не только областной центр Ярославль, или ближайший к Захарино крупный город – Череповец, но райцентр – село Брейтово, и всё же милее девочке родная сторона. Это 15 гектаров обжитой земли с деревнями Захарино и Михальково, с трех сторон омываемой Рыбинским водохранилищем, а с четвертой стороны зажатой между глухими вологодскими лесами и болотами.
Михальково и Захарино в числе почти семисот населенных пунктов Мологского края подлежали расселению. Переселенцам выплатили полагающиеся деньги. Но уехали не все. Мария Красикова была в числе тех, кто остался дома.
Весной 1941 года ослушники вдвойне рисковали. Их могли упрятать в тюрьму — ведь саботаж налицо. Они могли погибнуть в рукотворном потопе. Год за годом вода всё ближе подступала к домам. В июне 1947 года море замерло возле деревенских околиц и до сих пор там плещется, не продвинувшись за 70 лет вглубь суши.
Начальство в погонах рассудило так: для обслуживания располагавшегося за морем Захаринского лагпункта Волголага всё равно были нужны вольнонаемные работники. Какой смысл одних выселять, а других вместо них привозить? Пусть живут, где жили!
Заключенные рыбачили в море, а также валили отборный лес на лесоучастках Морозиха, Яна, Средний Двор, Перекладная. Это была территория Дарвинского государственного заповедника, созданного по решению Совнаркома от 18 июля 1945 года в целях сохранения и пополнения биологического разнообразия на территории Ярославской и Вологодской областей, а также для изучения влияния Рыбинского водохранилища на окружающую природную среду. Тогдашнее руководство заповедника считалось с реалиями сталинского времени и не роптало на хозяйственную деятельность.
После ликвидации Волголага в 1953 году лесоучастки были закрыты, а жилье бывшего лагпункта в Захарине и Михалькове стало достоянием местных жителей. С годами у них народились и подросли дети, там и внуки пошли. Худо-бедно дотянули аборигены до начала 60-х годов.
Местные жители по гроб жизни обязаны Александру Власову – бывшему директору Брейтовского рыбзавода.
Став директором рыбзавода, Александр Власов построил в Захарине жилые дома, медпункт, школу, клуб. Конечно, позаботился о производстве. На захаринском участке рыбзавода были открыты цех для обработки рыбы и коптильня. Ее оборудовали в каменной Никольской церкви XVIII века — единственном уцелевшем строении затопленного Леушинского женского монастыря. Была проведена 14-километровая линия электропередачи. Стараниями Власова в Захарине появился полевой аэродром. Новый объект воздушного сообщения зарегистрировали в Москве. Почти сорок лет, вплоть до 2003 года, из Ярославля с посадками в Рыбинске и Брейтове в Захарино летали пассажирские самолеты и вертолеты, связывая местных жителей с материком.
Самолеты-вертолеты туда не летают. Проплыть свыше 100 километрах на моторных лодках по капризному Рыбинскому морю, где – это безумство храбрых. Но морское путешествие продолжительностью два часа возможно только в навигацию. Большую часть года из райцентра Брейтово почтовые и социальные работники добираются до Захарино по суше – это 600 километров по территории Ярославской, Тверской и Вологодской областей. Не любой транспорт годится, а автомобили «УАЗ» и им подобные внедорожники.
Захарино и его жители – это сегодня единственный в Ярославской области законсервированный во времени осколок мологской земли, переживший потоп.
Александр СЫСОЕВ
Использованы фото музея Мологского края, ГТРК «Ярославия», из архива Анатолия Мацюры и Кима Катунина
