Взрыв на Чернобыльской АЭС прогремел 26 апреля 1986 года. В опасной зоне оказались сотни тысяч человек. У каждого на то были свои причины: кто-то выполнял воинский долг, кто-то ехал за «большими деньгами», а кто-то попросту стал заложником ситуации. Среди этих людей была 24-летняя Валентина Арсеньева. Сегодня женщине — 56, и она вновь вспоминает события 33-летней давности: безлюдный город, железные «могильники» и обожженный сосновый лес.
Еще девчонкой Валентина Арсеньева выбрала для себя совсем не женскую профессию — токарь. Окончив училище, она устроилась по специальности на Волжский машиностроительный завод.
— Меня всегда привлекала техника. На заводе я работала токарем третьего разряда. Умела работать на любом станке в нашем цеху, — рассказывает Валентина Арсеньева.
А в 1986 году ей и еще тринадцати заводчанам поступило предложение отправиться в командировку в Киев. Согласилась сразу. На то были причины — в 23 года Валентина Арсеньева потеряла мужа. Вспоминает, что в этот непростой период жизни смена обстановки для нее была очень кстати. Подкупило и то, что руководство пообещало по прибытию из командировки выделить квартиру. Свое жилье для молодой девушки, которая жила в коммуналке, было мечтой.
— Аварию на Чернобыльской АЭС афишировали, поэтому наши руководители, мне кажется, сами не знали, куда нас направляют, — рассказывает женщина. — Ко мне подошел начальник цеха и сказал, что по приезду сразу поставят на очередь. На тот момент я жила в коммунальной квартире. Я ехала с мыслями, что в скором времени получу квартиру.
Из Киева рыбинских ребят сразу отправили в Чернобыль.
— Мы приехали на станцию «Тетерев». Поселились в «Голубых озерах». Токарем мне так и не удалось там поработать. Я была единственной женщиной, поэтому меня назначили на должность кадровика. Я принимала командировочных, ездила по зонам с проверками, — рассказывает Валентина Арсеньева. — Новые рабочие приезжали каждый день. Были среди них и хитрецы, которые подписывали командировку и уезжали. Получали машину, отвозили ее в лес, а сами садились на поезд и возвращались домой.
Основная часть рыбинских мужчин трудилась в самом Чернобыле на станках. Изготавливали детали для машин и другой техники. Работать приходилось с раннего утра и до позднего вечера без выходных.
— Работать нашим мальчишкам там было тяжело. Сегодня многих из них уже нет в живых, — рассказывает женщина. — Больше двух месяцев там никто не оставался. Многие уезжали раньше. Тех, кто схватил большую дозу радиации — 25 бэр, отправляли домой. Помню, был у нас один мужчина из Арзамаса. Он приезжал два раза, видно, нужны были деньги. Платили хорошо, но домой он уже не вернулся.
Проблемы со здоровьем у всех начались уже с первых дней пребывания в Чернобыле.
— Перехватило горло, словно при ангине. Садился голос. Ухудшение почувствовали все. Но мы не знали, в чем причина, думали, просто простыли. У каждого должны были быть дозиметры, но их выдавали только тем, кто непосредственно работал в опасной зоне. А нас каждый день проверяли на заражение, — рассказывает Валентина Викторовна. — Когда мы приехали, нам сразу сказали, что ходить можно только по асфальту. Везде ездили машины и проливали дороги, чтобы не было пыли. Они работали и днем и ночью. Нас каждый день переодевали, меняли спецовки, потому что пока мы ходили по территории, на одежде оседала пыль. Приезжали, мылись и одевали чистое. И так каждый день. Кормили нас тоже хорошо. Приедешь в столовую, девчонки-повара накормят в любое время. Есть фрукты и пить местную воду нам категорически запрещалось. Все привозили.
Соблюдали эти правила не все. Партизаны, так называет Валентина Арсеньева военных, которые жили в палаточных лагерях, не брезговали. Да и сложно было удержаться, когда в самый разгар лета на деревьях росли яблоки, виноград, черешня.
— Помню, едем мы в одну из зон с проверкой, а на обочинах стоят сверхсрочники и собирают в свои военные котелки черешню. И прямо там же ее и едят, — рассказывает женщина.
Сама атмосфера в городе была удручающая, вспоминает сегодня Валентина Арсеньева:
— Очень сильно пострадал сосновый лес. Деревья стояли словно обожженные — желтые. А по ним прыгали облезшие белки. В домах были открыты балконы, сушилось оставленное белье. Тогда жителей эвакуировали на автобусах, с собой они могли взять только документы. Остальное все осталось здесь.
Вспоминает женщина и «могильники» — кучи, состоящие из машин, вертолетов. Вся зараженная техника сразу отправлялась на утилизацию.
Ее командировка закончилась в августе 1986 года. Вернулись домой тем же составом — четырнадцать человек. И сразу подписали документы о неразглашении на 25 лет.
— Забрала у своих мальчишек командировочные, отметила и мы поехали. Домой очень хотелось. У меня никто не знал, куда я уехала. Маме я рассказала только тогда, когда приехала обратно. Сколько же слез она тогда пролила, — вспоминает Валентина Викторовна. — Последствия же могли быть самые разные, мы все это понимали. Я очень переживала, что не смогу родить. Было страшно.
Но дети у Валентины Арсеньевой родились. Сегодня у нее два сына, которые в свою очередь уже подарили ей троих внуков.
— Все боялись. Но, что же было делать? Детей хотелось, — вспоминает сегодня женщина. — Родились здоровыми. Слава богу, все хорошо.
Когда старшему сыну исполнилось полтора года, Валентине Викторовне пришлось уволиться с завода и вернуться на родину в поселок Дюдьково Рыбинского района. Здесь сразу получила двухкомнатную квартиру. Родила второго. Так и осталась. Сегодня, уже будучи на пенсии, она продолжает работать в детском саду, занимается воспитанием внучек и огородом.
