Письма из деревни.
Стихи.
Письма из деревни
Письмо первое. Наша Санта-Барбара
{image0} Деревня наша стоит в очень живописном месте: луга да леса; летом птички поют, цветочки цветут, зимой — морозы трескучие, вьюги да сугробы. Но не это главная достопримечательность нашей деревни. Самое интересное в том, что расположена она на изгибе большой реки. Волга — слыхали про такую?- вокруг нашей деревни делает поворот почти на 1800, 1680 — по карте всей деревней меряли.
Вы спросите — и что же тут такого? Наверное, что-то есть, если вокруг нашей деревни сама Волга вкривули течет, то ли любуясь, то ли дивясь жизни нашей.
А жизнь у нас и действительно интересная: «Оглянешься, и веришь — это сон, который только нам присниться мог…» — это про нас писал поэт. Да вот, судите сами.
Цивилизация добралась и до наших цветущих мест: не так давно к нам из райцентра провели асфальтовую дорогу, пораспродали места на берегу, и весь берег Волги превратился в один большой курорт для новых русских. А для нас, аборигенов, он превратился в один большой общественный…ну, вы поняли, в котором мы оказались уборщиками. Раньше мы в лес ходили в сапогах, потому что змей боялись, много их у нас водилось; теперь сапоги по другой причине надеваем — их отмыть легче, чем ботинки.
Присутствие богатеньких соседей коренным образом изменило нашу жизнь. В деревне теперь существует четыре способа выжить:
-торговля молоком (но для этого надо держать хотя бы одну корову);
-торговля водкой (большой «минус» — в дом постоянно будут ломиться пьяные рожи);
-торговля собой (в принципе, спросом пользуются все: и мужчины, и женщины, молодые и старые. Вкусы у всех разные, а новых русских так много!);
-воровство (просто, но опасно).
Все это придает неповторимый колорит нашей жизни, куда там Санта-Барбаре с ее ничтожными страстишками до нашей деревни!
Вот недавно случай был — завел себе новый русский любовницу из числа наших деревенских баб, слабых по этой части. Мармеладом-шоколадом ее кормил, белье шелковое покупал, даже в город в ресторан один раз вывез. И все бы хорошо, да у бабы той мужик был, свой, законный. И обидно стало новому русскому, что зазноба его на два фронта работает, так он такую сцену ревности закатил! Прямо посреди деревни. Вы видели когда-нибудь, чтоб любовник к мужу приревновал? А мы весь этот спектакль от и до просмотрели, и денег за билет с нас не спросили. Не до нас им было.
Или вот идет по деревне дядька Леша — три года без бани, без расчески, без бритвы. Ни работы у него нет, ни возраста, ни лица. Все грязью да волосьми заросло. Зато спереди на засаленном пиджачишке новенький мобила висит. Да зачем он тебе, мил человек? Ты на эти деньги лучше б мыла купил да в баню сходил, а то ж с тобой распоследний деревенский пьяница пить не сядет — вся водка назад запросится.
Много интересного у нас происходит! Наверное, особая аура по-над нашей деревней, потому как приключения не только с нами, с деревенскими, происходят, но и с большими начальниками, как только надумают они деревню нашу посетить или, не дай Бог, займутся обустройством нашей жизни. Но об этом в другой раз, потому как особого разговора эта тема требует.
Письмо второе. Ловушка для дураков
Журчиха была не то чтобы не от мира сего, но со странностями. И сын ее Андрюха, рожденный еще до замужества, тоже был малый со странностями; как говорила сама Журчиха, «у него от рождения мозги не в ту сторону повернуты». А странности его выражались в том, что они с дедом дружно пили, несмотря на преклонные года деда и весьма юный возраст Андрюхи; потом Андрюха просил у матери жрать и мог сожрать ведро вареной картошки, а потом начинал веселить себя и соседей, благо силы не меряно, а приложить ее к делу ума не хватало.
Намаявшись от такой жизни, Журчиха отправила своего сына в психушку, и, пробыв там некоторое время, он вернулся домой тихий и спокойный, стал ходить на рыбалку. На чердаке у них появилась вяленая рыба — как-никак, а подспорье на черный день. Журчиха не уставала удивляться чудесам современной медицины, и все прославляла врачей, сумевших «поставить на место мозги» ее сыну.
А тем временем в поставленные на место мозги пришла мысль, что на чердак за рыбой лазает сосед Сашка. Поймать его с поличным не удалось, сколько ни сторожили, и Андрюха решил сделать ловушку для вора: как только в чердачный лаз просо- вывается голова, так на эту самую голову падает кирпич, изгоняя вора с чердака. Сказано — сделано.
Изготовив свою ловушку, Андрюха сторожить чердак перестал, решив, что вору и так крепко достанется. Он снова стал помогать матери по хозяйству, и постепенно забыл и про ловушку, и про вора.
И вот однажды Журчиха с Андрюхой решили откушать вяленой рыбки. Ясно дело, что на чердак полез Андрюха, но как только голова просунулась в лаз, сработала забытая ловушка. Удар был настолько крепким, что мозги снова встали на прежнее место, а с ними на круги своя вернулась и жизнь в Журчихином доме: Андрюха опять пьет с дедом, жрет, как боров, и всю свою силу за отсутствием ума вкладывает в буйства и дебоши.
Продолжение следует, Ольга Федорова
Стихи
РАЗДУМЬЯ У ДВЕРЕЙ ПЕНСИОННОГО ФОНДА
Кончается книжка моя трудовая,
Бумажная вроде, но словно живая,
Конечно живая, поскольку за нею
Всё то, что постиг и сегодня имею.
Изучена многими кадровиками,
Искручена вдоволь чужими руками,
-По жизни мы вместе упорно ступали,
Обоих нас, в общем, сполна потрепали.
Теперь вот привел обозначенный вектор
Сюда, где известного Фонда инспектор.
Ну что ей потертые эти листочки,
В страницы печатями вбитые строчки?
Но строчки ли? Целые главы романа,
В которых ни капельки малой обмана.
Там — запах металла, здесь — краски газетной,
Ответ на порыв и порыв безответный,
И слезы, и кровь, и на сердце отметки,
Мои пятидневки, мои пятилетки…
И люди повсюду, рабочие братья,
Объятья горячие, рукопожатья,
Проклятья, что редко, но тоже случались,
Когда мои тропы земные качались.
Кончается книжка моя трудовая,
А жизнь продолжается, век пробивая.
Нет отдыха в ней, если даже заслужен,
Покуда кому-то нередко ты нужен.
Она не вмещается в книжки любые,
Над нею стоят небеса голубые,
Под нею трепещут зеленые травы,
И, может быть, пишутся главные главы.
Не ради успеха и денег не ради,
Как первые рифмочки в школьной тетради…
* * *
Где еще искать участье
И тепло, в какой дали?..
Родина — мое причастье,
Милость неба и земли.
Принимаю, принимаю
Всё, в чем грешен был и слеп,
И яснее понимаю,
Как безродный путь нелеп.
И сентябрьское цветенье
Удивительного дня —
Истинное обретенье,
Возрожденье для меня.
Нежность бабочек последних,
Желтых кленов красота…
Из метаний многолетних
Тянется душа сюда.
Видимо, пора согреться
У бревенчатой стены,
Отдышаться, оглядеться, —
Чем года мои полны?
Осень… Вечность золотая…
Грустного прозренья дни…
Родина! Моя святая,
Странника не оттолкни.
Сергей ХОМУТОВ
Не баюкай меня, мамочка…
Скажешь: «Что прикукла, доченька?
Веселее глянь в окно.
У зимы не стало моченьки,
И не будет холодно’.
Вон, телята скачут радостно,
Слава Богу – солнце в дом…
Не горюй, вернется сладостный,
Что ж ты сохнешь так о нем?
Он сейчас, поверь мне, милая,
С думкой о тебе одной.
А разлука-то, постылая,
Пронесется стороной…»
Я вздохнула, улыбнулась –
Знай, воркует…
Не поймет,
Что у нас все обернулось
Так, что он уж не придет.
По снежку по рыхловатому
Не шагнем мы с ним в весну.
Не вернется, не посватает
И не поведет к венцу.
Не баюкай меня, мамочка.
Пронеслась моя любовь
На последних быстрых саночках
И не возвратится вновь…
Непокой
Отлетаю от причала,
Мотылек я, мотылек…
На волнах меня качало
И бросало поперек.
Меня в выси уносило,
Опускало – до земли.
Обжигались,
Мокли,
Стыли
Крылья бедные мои.
А бывало – облетали.
Хоронила со слезой.
— Отрастите! – умоляла.
Непокой мой, непокой…
Отрастите!
Отрастали снова
Крылья за спиной.
Вновь просторы простирали.
Даль манила за собой!
И летела!
Наслаждалась!
Расшибалась!
О прибой!
Снова к небу устремлялась
За летящею звездой…
И опять меня кидало.
Ах, как больно —
Камнем – вниз!
Надо мною боль смеялась:
— Ну, попробуй, поднимись…
… Отлетаю.
От причала.
Мотылек я.
Мотылек…
Начинаю все сначала –
Вверх,
Вниз,
Вдоль
И поперек!
Ольга Глыбочка
