Продолжение.
Начало в № 7, 8.
…Недалеко от нас два подозрительных субъекта, один высокий и в тельняшке, другой невысокий и лысый, киркой и ломом рыли на берегу землю. Мы остановились и прислушались. До ушей доносились лишь обрывки фраз: «…не здесь ищем», «как? … в Интернете же написано…», «там точно написано про Великий Новгород?», «… а то… и что искать надо в устье Шексны», «… а что такое устье, там не написано?», «… да это даже школьники знают, это же отверстие у печи», «…не понял тогда, что мы здесь делаем, пойдем к печке», «…да нет же, здесь надо»…
— Пошли, мы опоздаем, — торопил Иван.
Мы не стали мешать и двинулись дальше.
— Ну, и что она видит нашими с тобой пьяными глазами? Помнишь эти строки: «Хорошую религию придумали индусы, что мы, отдав концы, не умираем насовсем». Превращаемся в гнид, в баобабы, в гадюк.
— Но это узкий взгляд на реинкарнацию. Земля – это маленький, но не замкнутый на себя мир, он включен в общую закономерность…
Я понял, что Иван протрезвел.
— Вот, — продолжал он, — жило некое существо на другой планете, за миллиарды световых лет отсюда. Ходило, взирало на окружающее. Потом отошло в иной мир и предстало в нем…, ну, к примеру, на Земле неким живым сейфом, или файлом, скрывающим информацию о прежнем месте проживания. Теперь надо только эту информацию выудить из его подсознания. Иногда он и сам эту свою прошлую жизнь на далекой планете вспоминает, кому-то рассказывает, куда-то записывает, как наш художник Новосадов, как Леонардо. Но об этом знает еще кто-то. Ты думаешь, почему пропадают люди?
— Это какой Новосадов? А Леонардо? Ди Каприо?…
— Иван Васильевич Новосадов, художник.
…Навстречу под присмотром милиционера шла колонна престарелых членов компартии. Кто-то шел с костылями, кого-то несли на носилках, кого-то грузили в машину «скорой». Из толпы вяло помахали нам рукой, как будто прощаясь… и отошли.
— Новосадов? Этот бомж, который когда-то работал в бюро эстетики на приборостроительном?
— Ты с ним знаком?
— Еще бы, я с ним каждый день у мусорных баков встречаюсь. Его отца репрессировали, его самого какие-то жулики охмурили, квартиру отобрали, документы.
— Вот он и есть Архат, перерожденец. Ты же видел его работу. Этого нельзя вообразить. Здесь сплошной реализм. Что вижу – то и пою.
— А то, что все это имеет трехмерное изображение, это как?
— Ну, это технология живописи такая. Для нашей планеты это кажется чудом. А на той же Нибиру – давно освоенный прием.
— А что Леонардо!
— Леонардо? Типичный реинкарнант. Для землянина на картине Леонардо самое интересное – это лицо Моны Лизы. Для инопланетянина – пейзаж за ее спиной. Пейзаж одной из планет за пределами нашей солнечной системы. А если бы она отодвинулась в сторону – был бы виден летательный аппарат.
— И как ее уговорить? Ты-то откуда знаешь? Бывал там?
— Рассказывали.
Навстречу в сопровождении сотрудника милиции шла новая процессия. Патриоты родного города. С барабанами и гитарами. Шли и пели песню на французском и русском языках сразу: «Мой город не хуже Парижа». По нашим лицам потекли слезы восторга и умиления. В подворотне рыдала собака. Из подворотни пахло мочой и калом.
Иван запричитал: «Да ну вас, прекратите давить на психику». Мне стало его жалко.
И снова над группой шествующих энтузиастов поднялась рука и помахала нам, может, что-то бросила вслед. На всякий случай мы прилегли за бордюром.
— Почему именно для инопланетянина?
— Я же тебе говорю – они выкачивают эту информацию о прошлой жизни Архатов.
— Ты хочешь сказать, что во Вселенной много примеров разумной жизни?
— В Космосе…
— Ну, да – возможности Создателя безграничны.
— Создатель ни при чем. Здесь господствует закон больших чисел. Если Космос бесконечен, то возможное число случаев разумной жизни на планетах также стремится к бесконечности. Жизнь на Земле — всего лишь один из частных случаев этой бесконечности.
— И все же. Как быть с Демиургом?
— Не будем занимать его такими пустяками.
— А сколько таких, как Новосадов или Леонардо, на Земле?
— Уже единицы. Все дело в том, что существует некая сила, которая стремится свести количество земных Архатов к минимуму или совсем уничтожить их. Может быть, мы с тобой станем свидетелями похищения одного из последних Архатов Земли.
Мы прибавили в шаге. И снова повстречали колонну в сопровождении милиции. На этот раз это были представители религиозной организации «Сознание Кришны». В сильный мороз они шли в своих легких длинных одеждах индийского кроя, веселые, жизнерадостные. Бритые наголо молодые люди пели ритмичную песню и по ходу танцевали, красиво и замысловато изгибая свои руки. Мы уже разминулись, как вдруг я услышал голос Юры Смоквина, бывшего рок-фаната, хорошего моего приятеля, ныне — кришнаита:
— Володя, как дела? Извини, не могу остановиться, до встречи. Я позвоню.
— Слушай, ты что, понимаешь индийский язык, хинди? — спросил Иван.
— Отчего ж не понять, если человек хороший… Какая-то нелепость. Ладно, Леонардо. Но бездомный нищий, опустившийся, спившийся бедняга и вдруг — носитель бесценной информации?
— Это для нашего общества он — ничтожество. Для Космоса он — уникум, один из немногих избранных, кому дана привилегия вневременного путешествия по межзвездному пространству, привилегия созерцания, зрительного, тактильного и экстрасенсорного изучения Космоса. Сейчас ты все увидишь.
— Кто же охотится на Новосадова?
— Как он сам говорит – представители некой цивилизации, которая не располагает подобным видом метафизически разумных существ. Поэтому они не только скачивают себе информацию о Космосе, но и физически уничтожают носителей этой информации. По словам Новосадова, они представляют, что Земля, лишенная носителей данной информации, выпадет из того ряда закономерностей, который обеспечивают ее уникальное, взвешенное положение в Космосе. И тогда вектор закономерности космической эволюции развернется в сторону их планеты. И у них, наконец, появятся свои Архаты, что избавит их от постоянных катаклизмов, катастроф, вторжений враждебных им цивилизаций.
На большом экране у универмага какой-то невысокий крепенький, как боровичок, мужик в треуголке поперек головы бегал туда-сюда и кричал:
— У меня в два дня все станут счастливыми! У меня все враз станут счастливые!
Другой, высокий, субтильный, в белом халате и похожий на психиатра, спрашивал:
— А если кто не захочет стать…
— А кто не станет, я того в бараний рог согну, сотру в порошок и брошу акулам.
И снова бегал туда-сюда.
Какой-то подвыпивший, но страшно умный прохожий кивнул на экран:
— Урфин Джус.
Я подумал, что это какой-то современный фильм. А вот Иван подумал, что это фильм старый. Но он плохо разбирался в кино. И мы не стали спорить.
— Но как они определяют, кто есть перерожденец, а кто – простой смертный? Может, и мы с тобой Архаты?
— А спроси у них. Одно известно, это высокоразвитая, агрессивная цивилизация, живет во враждебном окружении. Но ты можешь не сомневаться. У тебя была бы метка. Дай, я гляну… Нет, не похожа.
— Да скажи, как я…
— Ну, если в темноте, не моргая, смотреть в глаза Архата, в глубине глаз вспыхивают звездочки – это своего рода маячки. Природа их непонятна. Эти сигналы они читают на расстоянии многих километров. Чем старше реинкарнант, тем ярче и чаще в его глазах горят звезды.
Послушать нас со стороны – разговор двух психов, начитавшихся фантастики. Я бы и спорить не стал, если бы только не видел картину Новосадова.
— Подожди, — попросил я Ивана. Сделал несколько шагов к берегу Волги. Я стоял ошеломленный и потерянный. Слева наискосок на острове Васильевском лежало древнее укрепление посада Усть-Шексна, прямо на том берегу, за Петровским, неподвижно застыла полная Луна. И я вдруг заговорил с ней:
— Ну что ты уставилась? Что ты все молчишь, что смотришь своим немигающим взглядом? Кто ты? Соглядатайша? Надсмотрщица? Да, я маленький человек, мелькнувший перед тобой на одно мгновение и готовый уйти в небытие. Меня тоже однажды, как ту мышку, возьмут за лапки и швырнут в этот черный бездонный зев. Ты даже меня и не заметишь, и не запомнишь… Но что ты есть? Какой смысл в твоем существовании? А вот я, маленькая букашка перед лицом этой бесконечности, этой бездонной Вселенной, я знаю, что я существую. А ты про себя можешь такое сказать? И мои собратья значат больше для этого Космоса, чем ты. Для Космоса, перед лицом которого ты выглядишь букашкой еще менее значительной, чем я. И пока я не назвал тебя Селеной, ты была обыкновенной небесной бляшкой, отражающей чужой, солнечный свет.
Пока я говорил, Луна мне подмигивала. То ли это тучи закрывали ее большой круглый и желтый глаз, то ли она действительно внимала мне.
Я, обессиленный и несчастный, сказал уже не ей, небесной лампе, а Ивану:
— Не хочу я никакой бесконечности, никаких странствований по Вселенной. Я хочу домой, к моей Любе, я люблю ее, как могу, я смотрю иногда в ее глаза со вспыхивающими звездочками, и хоть иногда бываю счастлив.
Но я вернулся к Ивану, и мы пошли дальше. И все же какой-то смутный, неосознанный страх преследовал меня. И я, еще не зная, что нас ждет дальше, предчувствовал катастрофу.
— Ты накличешь беду, — сказал Иван. Давай шустрее, уже немного осталось.
Мы миновали Дворец спорта «Полет», завернули за угол… и, словно остолбеневшие, остановились.
Продолжение следует
