Если использовать выражения Совинформбюро времен Великой Отечественной, «в Лейпцигской битве был окончательно сломан хребет наполеоновской военной машине, наступил решительный перелом в борьбе с агрессором». Действительно, Наполеон Бонапарт, оставленный после этого сражения всеми союзниками, еще полгода всячески блистал военными талантами, одерживая частные победы в совершенно безнадежных ситуациях, но выиграть войну уже никак не мог.
Участвовали в «битве народов» и несколько наших земляков. Среди них был и граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин (1783-1836). Старший сын уроженца мологской земли — знаменитого коллекционера, ученого и видного деятеля екатерининской эпохи Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, сам он, кажется, не блистал особыми талантами. Безропотно служил с 16 лет сперва в Коллегии иностранных дел, а затем в Министерстве юстиции. Правда, в первый же год службы юный Иван удостоился за неведомые заслуги Мальтийского креста, вероятно, это скорый и на милость, и на расправу император Павел I решил так выразить свое благоволение его отцу. Хотя, может быть, экстравагантному императору понравилось и то, что весьма богатый молодой человек с юных лет не бездельничает, а служит на благо государства. Однако дальше карьера Ивана Мусина-Пушкина, лет через 10 ставшего камергером, развивалась не то чтобы плохо, но довольно рутинно.
Но тут грянул 1812 год. Уже в июле камергер Мусин-Пушкин добровольно вступил во 2-ю дружину Санкт-Петербургского ополчения. Придворное камергерское звание сочли вполне достаточным, чтобы назначить его на должность старшего офицера. Его отец с гордостью за сына писал: « Я похвальное его намерение одобрил …, охотно благословил и посоветовал, не затрудняясь в чинах, принять простого офицера должность». Не знаю, все ли камергеры были готовыми боевыми командирами, но у нашего героя все получилось. Себя он, во всяком случае, не жалел. В первом же серьезном сражении, при штурме Полоцка 6-8 октября, Иван Мусин-Пушкин был за отличие награжден золотой шпагой «За храбрость». Бой под Смолянами принес ему орден Св. Георгия 4-го класса, а сражение на Березине — орден Св. Анны 3-й степени.
Однако особенно отличился граф Иван в кампанию 1813, где он был «употребляем в самых опасных случаях». Оставив ополчение, они с братом Александром (перешедшим из ополчения ярославского) вступили в отряд генерала А.И. Чернышева, действовавший в самом авангарде русских войск на территории Пруссии. Отметим, что за зиму Александр Мусин-Пушкин (мы писали о нем весной — прим. ред.) уже практически догнал старшего по набору орденов, но был смертельно ранен в отчаянном ночном сражении при освобождении немецкого города Люнебург. Действия Ивана, первым ворвавшимся в городские ворота, у которых получил роковую рану его брат, в приказе о награждении прямо назвали «подвигами». Действительно как сказать лучше? «Бросился сам собою, увидев, что неприятель опрокинул пехоту и первым вошел в город». Награда его за эти подвиги звучит, правда, несколько своеобразно: он был удостоен «чина 4-го класса». То есть наш герой по-прежнему оставался камергером, но перевели его уже на генеральскую должность – «состоять для особых поручений» при командующем корпусом Петре Витгенштейне. Это была нелегкая пора: собравшийся с силами Наполеон снова неудержимо теснил союзные армии, которым никак не удавалось переломить ход войны. В сражении под Дрезденом опять победил Наполеон, отбросивший подошедшие было к городу русские и австрийские войска. Под проливным дождем не стреляли ружья, и французская кавалерия заставила сдаться целую австрийскую дивизию, выбитую пехотой с позиций. Русские же сумели закрепиться на нескольких высотах неподалеку от города и весь день успешно отбивали наседавшего неприятеля. Лишь вечером, получив приказ об общем отступлении, они начали планомерный отход. Где-то здесь, на высотах, дрался и Иван Мусин-Пушкин. Во всяком случае, в представлении его к ордену Св. Анны 2-й степени (тот, что уже не на грудь, а на шею) было написано: «за разведку и удержание Маннертанской высоты». Еще никто не знал, что Дрезден — это последний значительный успех Наполеона. Потом будет еще несколько отчаянных сражений с переменным успехом, и грянет Лейпцигская «битва народов».
В Лейпцигском сражении наш камергер в генеральской должности был ранен, но снова успел отличиться, получив на сей раз орден Св. Владимира 3-й степени. Вылечиться он успел лишь к самому концу кампании – союзные войска вступили в Париж. Война закончилась, можно было возвращаться в Петербург, однако герой-победитель, удостоенный еще нескольких иностранных орденов от благодарных европейцев, не собирался расставаться с военной службой. В мае 1815 года он, наконец, официально стал генерал-майором, получив в командование пехотную бригаду, вскоре переместившуюся в Прибалтику.
Здесь 34-летний генерал встретил и свою любовь — дочь местного купца Шарлотту Блок, родившую ему трех детей. Увы, бесстрашный в бою генерал не решился рассказать об этом своим родным: он слишком хорошо понимал, как они отнесутся к «внебрачной связи» его, графа (!) с какой-то купчихой, да к тому же, еще и лютеранкой. Действительно, как только об этом стало известно его сестрам и матери, на, казалось бы, уже вполне взрослого (скоро уже сорок!) серьезного мужчину, да еще и генерала, обрушилось давление родственников, настаивавших на … женитьбе, но, разумеется, не на безродной немке. В 1822 году Иван сдался. Его невестой стала юная фрейлина императрицы княжна Мария Урусова. Шарлотта от бывшего возлюбленного получила 40 тысяч рублей, но… в 1824 умерла от простуды, наложившейся на ее подавленное состояние, усугубленное смертью двоих детей. Да и сам Иван, по замечанию родственников, «в день свадьбы своей не имел вида счастливого жениха».
Он проживет еще 14 лет, в 1828 году вернувшись на придворную службу в должности гофмейстера. Его красавица-жена будет привлекать взгляды восхищенных поклонников, среди которых будет и великий Пушкин (он посвятил ей стихотворение «Ты знаешь край, где небо блещет»). А графа Ивана будут воспринимать как старого и недалекого мужа замечательной красавицы. Примером того, как к нему относились в свете, можно взять высказывание Долли Фикельмон, которая считала его «довольно скучным и от всего сердца сочувствовала его жене». Вспоминал ли в эти годы Иван Мусин-Пушкин свой «звездный час», когда он врывался в ворота Люнебурга, отчаянно отбивался от врага на Маннертанской высоте или входил в освобожденные города Европы? «Ах, братец, славное тогда житье-то было!», — мог бы воскликнуть он вслед за героем «Горя от ума», бывшим однополчанином Чацкого, оказавшемся в довольно схожем положении.
Да и было ли оно? – невольно думал я, глядя на размещенный в экспозиции Рыбинского музея портрет любезного круглощекого человека в сюртуке. Этот человек, несомненно, любил комфорт и уют (это современники тоже отмечали), но совершенно не походил на героя наполеоновских войн. Неужели я никогда не увижу лучшую, настоящую сторону судьбы Ивана Мусина-Пушкина?
Удача нам улыбнулась — оказывается, в собрании подмосковного музея «Новый Иерусалим» (г. Истра) благополучно хранится целое собрание портретов Мусиных-Пушкиных, сложным путем попавшее туда из волоколамской усадьбы Лотошино, некогда принадлежавшей племяннице Ивана Алексеевича. Так вот, среди них оказался небольшой портрет дяди Ивана в генеральском мундире с целой россыпью орденов. Сотрудники музея «Новый Иерусалим» любезно разрешили опубликовать его. При всем сходстве с рыбинским портретом неизвестный автор изображения генерала создал совершенно иной образ. Чуть растрепанные темные кудри, обрамляющие неожиданно миловидное лицо, позволяют представить его таким, каким его видела и любила Шарлотта Блок. А спокойный взгляд синих глаз устремлен куда-то мимо нас. Наверное, он видит, как восходит солнце над его Маннертанской высотой.
Сергей ОВСЯННИКОВ