— Областное аграрное руководство заявляет, что сегодня нет смысла заниматься только одной отраслью. Но вы сами с усами — от других отраслей отказались и решили: только молоко! Не поменялось ли сегодня это решение?
— Пока не поменялось, потому что при той инфраструктуре на селе, сказать точней — при том, что от нее осталось, великих перспектив с точки зрения трудовых ресурсов не просматривается. А производство овощей — дело весьма трудоемкое. Мы же четко определили для себя: инвестируя средства в одно производство, мы можем вести модернизацию, реконструкцию и даже строительство новых объектов. Область говорит: ты же умеешь выращивать овощи, картофель и прочее. Да, умею. Но я и считать умею: сегодня цена картофеля 20–30 рублей. А до этого 15 лет она была 3–5–7 рублей. Представь, что за картофель возьмутся снова все, кто его выращивал раньше. Цена резко упадет. И чего ради? Чисто теоретически можно развивать отрасль, которая бы балансировала с молочным производством, и эти направления взаимно поддерживали и подпирали бы друг друга. Но сегодня это за гранью риска по одной простой причине. Вот сейчас ты поймешь…
Он достает листок бумаги, и размашистыми цифрами, кругами и квадратами, с пиками стрел и щитами окружностей рисует свою аграрную теорему, которая, впрочем, для самого Буянова давно уже аксиома.
— Пять лет назад мы построили молочный комплекс с беспривязным содержанием коров. Потом решили увеличить поголовье и поставили задачу — первым этапом довести до 550–600 голов, а вторым — поднять его до 700. Помнишь, мы с тобой говорили об этом года 2 назад? Мы резко стали наращивать поголовье, улучшать качество стада, повышать его продуктивность. И встали. Потому что случилось вступление России в ВТО. А это полное непонимание — как дальше будет субсидироваться отрасль? Федеральное и областное правительства жестко поставили условия: субсидии на молоко будут, если обеспечите объем производства не ниже уровня прошлого года. Реально улучшив стадо и лучше его накормив, мы каждой корове «поставили задачу» — выдать молока не меньше 5 тысяч литров за год. Годовая валовка— 2700–2800 тонн. Будет меньше — лишимся субсидий в несколько миллионов рублей. Больше? Можем больше. Под это мы построили еще один телятник, вложив 89 миллионов, чтобы улучшить условия труда для людей и содержания животных, и дальше повышать продуктивность коров.
— Судя по напору речи, ключевая фраза — про корма.
— Вот именно. Объем заготовки кормов резко увеличивается в связи с тем, что у нас беспривязное содержание скота, при котором кормов требуется на 15 процентов больше. И рацион у коров должен быть постоянным все 365 дней в году. То есть каждый день — силос, зерносенаж и только летом в дополнение как лакомство — зеленая подкормка. Как было раньше? Зимой кормили сеном и силосом, летом — зеленая трава.
— Признаки промышленного производства? Как на птицефабрике…
— Так мы к этому и идем! При беспривязном содержании скота не срабатывает дедовская и советская догма, что зеленая трава летом даст больше молока. Не да-ет! Потому что любая смена в рационе для коровы —это стресс, нарушение пищеварения. Если сегодня клевер — первогодок, завтра — зерносенаж или вика с овсом, потом клевер третьего года, потом снова однолетка с добавлением подсолнечника, в сентябре — зеленая отава многолетних трав, и все это корм очень разного качества и свойства. Такое разнообразие дает обратный эффект…
На расстоянии вытянутой руки — стопки больших общих тетрадей, исчерченных таблицами. В который уж раз вот так разговариваем с Буяновым, а он своим красным, синим и зеленым тетрадям не изменяет…
— Тут вся моя аналитика. Анализ за пять лет работы показал: нет резкого увеличения надоя при переводе на летнее зеленое кормление, как это было раньше. Сейчас ввели систему монокорма, и надой стал ровным в течение года. И на «столе» у коровы — не все подряд. Готовим хороший зерносенаж и силос из зеленой массы однолетних трав (бобовые плюс зерновые злаки) с подсолнечником, клевера с тимофеевкой. В этом году впервые у нас получился такой вот монорацион плюс свежая зеленая масса как бонус каждой корове.
Для чего так много наговорил? Чтобы держать поголовье не меньше 550 голов, и продуктивность каждой коровы была не менее пяти тысяч литров в год, нужно заготовить в этом году 12500 тонн зеленой массы. Страшная цифра! В прошлом году мы заготовили 11 100 тонн. «8 Марта» в лучшие годы больше 8 тысяч не заготавливал…
Купили хорошую технику, современные трактора. Технология жестко ограничивает сроки — пять дней на закладку одной траншеи в 1300 тонн. Считаем — пять дней на закладку траншеи плюс день — дотрамбовка и укрытие, еще день, чтобы людям отдохнуть, и день–полдня на ремонт техники. Итого 7,5 дня, умножаем на 10 траншей. При идеальных условиях, если нет серьезных поломок, если погода замечательная, это уже 75 дней, то есть 2,5 месяца. Начинаем с 16 июня, когда клевер подходит, плюс 30 дней июля и 30 — августа. А если непогода… И не забываем, что весной мне все это кормовое поле нужно посеять. В общем, все растениеводство работает исключительно на кормовую базу.
А если у меня будет еще капуста, морковка, свекла и картошка? Мало того, что для них нужен еще не один набор техники, причем специальной, которая сегодня очень дорого стоит. Множество обработок, прополки, окучивания, уборка, сортировка, хранение зимой, а значит, хорошее хранилище с новыми технологиями. И все это — параллельно заготовке кормов. Капуста даже на хороших машинах требует большого ручного труда. То есть нужны кадры, но их нет сегодня— деревни опустели. Вдоль Деминской трассы— Капустино, Борисовка, Быково, другие — во всех деревнях 12 жителей осталось. Вот где беда… Все население здесь сосредоточено в Назарове, Кушляеве, Сельце, Шашкове.
— Так и технологии сегодня в животноводстве явно не советские.
— До строительства комплекса, до всех его реконструкций и модернизаций в хозяйстве было пять ферм. И на каждой, как минимум, пять–шесть доярок и обслуживающий персонал. А сегодня в Назаровском комплексе 500 голов дойного стада обслуживают в каждой из двух смен всего пять человек: две доярки, два скотника, слесарь. Плюс две доярки родильного отделения. Построили телятник, где 100 голов обслуживает один человек.
— Но кто же работает в огромном агрохолдинге «Вощажниково» в Борисоглебском районе? Там-то совсем село опустело.
— Там живут и пашут мигранты — таджики и узбеки… Мы возим немало рабочих из Рыбинска —два микроавтобуса ежедневно, человек 50. Людей собираем со всей округи. Сегодня в хозяйстве работают 140 человек.
Ну что, ответил я на твой вопрос про другую отрасль? Хотя, другая у нас все же есть, даже две, и обе, что называется, «в жилу». С прошлого года ЗАО «8 Марта» является племенным репродуктором ярославской — молочной — породы крупного рогатого скота, пока по Ярославской области, а в следующем году приобретем и федеральный статус. За это направление мы тоже взялись очень серьезно, подобрали сильных специалистов — зоотехник-селекционер, ветеринарная служба, племучетчики. И уже имеем результат: выход телят — 92 процента. Для сравнения: по области — всего 76 процентов.
А еще закупили хорошее оборудование для сепарирования навоза, так что производим качественное органическое удобрение, с ТУ и сертификатами, как положено. Солидный спрос не только в Рыбинском районе, но и области!
Скоро введем в эксплуатацию новый телятник, который позволит увеличить поголовье коров до 650 голов. Мы уже полгода идем по графику надоя в 5 тысяч литров на корову, планируем — 5500. И тогда уже не 12600, а 16500 тонн силоса и зерносенажа нужно заготовить, плюс зеленая подкормка порядка 3,5 тысячи тонн, плюс сено— 450 тонн. Вот такой расклад. Все это даст годовую валовку молока в 3575 тонн. Картофель и овощи не дадут коньюнктуру ежегодно, а молоко — дает, факт!
— Откуда такая уверенность? Помнится, не так давно на совещании глава района Александр Китаев заявил, что молочное производство — умирающая отрасль.
— Так и есть — умирающая. Когда он это говорил, прибыльные из всех молочных хозяйств были только мы. Почему? Потому что вот здесь у нас стоит пункт переработки молока, через который мы пропускаем львиную долю всей валовки. И это не просто пастеризованное молоко— это наша фирменная продукция, которую мы продаем по самой высокой цене. Что еще нужно для того, чтобы конкурировать на рынке? Снижение себестоимости производства и переработки, и над этим мы постоянно работаем, так что даже в «дикие» годы все равно будет плюс. Но если молочная отрасль в районе и умрет, то мы умрем последними.
— А звучит как «не дождетесь»… Вот о цене и рынках сбыта— подробней. Где вы реализуете молоко?
— Мы широко работаем с торговыми сетями — «Дружбы», «Мировые», «Молодежные»…
— Но разве они не диктуют цену?
— Сначала было трудно, но за несколько лет выстроили нормальные отношения. Идем на их цену гибко, от величины объема. У них своя наценка. Я говорю: дам отпускную цену меньше, чем другие. Но вы делаете минимальную наценку. По рукам? Работаем! С «Атаками» и «Каруселями» пока напряг. Они и цену дают хорошую— 34 рубля, но пока мы к ним не шагаем. Надо помозговать…
Значительная доля в объеме реализации — это школы и детсады города и района. А еще больницы, тубдиспансер, детские дома. Плюс 50 магазинов розничной торговли. Ну, и молокозавод…
— А зачем вам молокозавод, если есть своя переработка?
— Совсем уйти от завода пока невозможно. А знаешь, почему? Потому что у нас страна праздников. В праздники магазины сокращают закупку молока, садики и школы вообще не берут. Январь— Рождество, 10 дней страна не работает, февраль — три выходных, март— четыре, май— весенние каникулы, в июне школы закрылись, а «Полянки» еще не начали работать. Опять пауза на две недели. И так каждый месяц. А у наших рогатых нет праздников и каникул! Мы производим молоко каждый день, и оно на прилавке должно быть свежим! Поэтому часть молока вынуждены продавать на молокозавод. При этом даже самая высокая цена, по которой они закупают, пошла вниз, и получаем с каждого проданного на завод килограмма 50–70 копеек убытка.
Наш пункт переработки молока (ППМ) работает с 2003 года и во многом реконструирован: стоит более совершенное оборудование, электронные весы, современные пастеризаторы, упаковочные линии, новые холодильники. Но мы же хотим увеличить объем производства, а возможности ППМ ограничены. Значит, будем расширять свою переработку, чтобы за бесценок не продавать сырье на молокозавод. Уже и проект готов. Сейчас прорабатываем финансирование строительства: за счет кредитов, земельного капитала…
— С такими вложениями в новое строительство и реконструкцию вы же не сможете разом снизить себестоимость молока. Думаю, она у вас немаленькая. И какая цена реализации на разных рынках?
— Мы только в этом году спустимся по себестоимости производства с 20 рублей за килограмм. Если бы раньше мне сказали, что такая будет себестоимость молока, я бы рассмеялся. Да, комплекс амортизируется, как и закупленное поголовье, реконструкция и строительство дают почти 3,5 рубля плюсом к себестоимости при всем росте объемов переработки. Вот и расклад: 20 рублей плюс переработка, коммерческие издержки, бонусы сетям… Итого, общая себестоимость — 26 рублей за килограмм. Цена реализации — 28–31. Вот и считай прибыль. Максимум 5 рублей с килограмма молочка. Посмотри в магазине, почем оно на прилавке, и станет ясно, какую прибыль имеет с него торговля.
— А на улице больше не торгуете молоком в розлив? Таможенный союз подложил-таки вам свинью с запретом…
— Да, в городе с аукциона купили 12 точек и должны были торговать до апреля 2015 года. Цена неплохая — 27–28 рублей. И тут тебе, бабушка, Юрьев день — с 1 мая вступил в силу технический регламент Таможенного союза, согласно которому молоко в розлив можно продавать только на стационарных рынках. Все, с улицы ушли, потому что очень серьезная ответственность, большие штрафы. Хотя аграрники и руководство Рыбинского района несколько раз обращались в облдуму, к губернатору, его заместителю, к директору департамента АПК с просьбой разрешить уличную торговлю до окончания действия договоров. В ответ — отказ. Неустойка? Этим занимаются наши юристы. Но мы-то пострадали не так сильно, как другие хозяйства, которые только за счет этой продажи могут платить людям зарплату. А вот чем это обернулось для городских пенсионеров, для семей с детьми, которые очень охотно покупали наше цельное молоко, — по качеству гораздо лучше, а по цене дешевле магазинного!
— Уже с этого года государство коренным образом изменило политику в поддержке агробизнеса. Введено погектарное субсидирование, которое широко распространено в европейских странах. Премьер заявил, что сельское хозяйство непременно выиграет. Вроде, радоваться нужно, сельхозпроизводители России должны оказаться в одних условиях с европейскими. Но что-то не слышно аплодисментов…
— Само по себе решение разумное, как поддержка доходности агробизнеса. Учимся у Европы. Но стать европейцами нам не грозит. В западных странах на каждый гектар пашни государство субсидирует 300–400 евро. У нас— в среднем по 200 рублей с копейками, да и то, с большим опозданием. И что мы выиграли? С введением погектарного субсидирования в растениеводстве отменили субсидии на топливо, минеральные удобрения и семена, которые в сумме были почти вдвое больше, нет и компенсации на приобретение техники по лизингу. Закупка техники сразу слетела вдвое.
И если в бюджете области в прошлом году было заложено 887 миллионов рублей на поддержку сельского хозяйства, то в этом — на 170 миллионов меньше. И никакие наши аргументы не принимаются. Мы просили сохранить субсидии на килограмм молока высшего сорта хотя бы на уровне прошлого года, поддержать обновление парка машин, без которого нечего и мечтать о новых технологиях. Но это крик вопиющего в пустыне. Другой должен быть уровень поддержки, раз уж в Европу смотрим. Россия направляет на поддержку сельского хозяйства всего 2 процента ВВП, Европа в среднем — 20 процентов, Китай — 40.
— А по кредитам? Было предложение аграрников не продолжать субсидирование процентов по кредитам, а дать возможность просто получать их под низкие ставки.
— Это тоже зависло, как и 15-летние кредиты. Сбербанк сказал, что никаких таких кредитов не будет, и нынешние не продлят.
— Но если честно, прямые субсидии всем подряд не меняют положение дел в аграрном производстве. Деньги уходят в песок…
— Я тоже не сторонник субсидий для всех, потому что на селе немало агонизирующих предприятий. Но посмотри, как растут цены на топливо, комбикорм (его мы покупаем в Челябинске, потому что это гораздо дешевле, чем покупать в Рыбинске), удобрения, тарифы на газ, электроэнергию, которая на селе вдвое дороже, чем в городе! Так что любая компенсация или дотация не остается в хозяйстве на развитие, а уходит транзитом поставщикам. А закупочные цены на сельхозпродукцию все время снижаются. Поддерживать нужно тех, кто вкладывает в модернизацию производства, инвестирует собственные средства, работает над качеством продукции, развивает ее переработку, настоящую культуру земледелия. Потому что эта поддержка обернется реальным продуктом.
Погектарное субсидирование в растениеводстве и на килограмм животноводческой продукции — это выход, но, повторяю, в размерах, которые могут что-то реально изменить. Мы работаем, рвемся в гору, пытаемся успеть… Вот, к примеру, тот же Таможенный союз ввел регламенты на мясо, и забой скота в хозяйствах оказался под запретом, потому что убойных цехов нет ни у кого. У нас — есть. Я ввалил в него 350 тысяч рублей, чтобы цех отвечал новым санитарным требованиям. Теперь мы можем вести свой забой.
Но еще недавно мы составляли план на пять лет вперед. Сегодня трехлетняя перспектива — в тумане.
— Особенно в связи с последними событиями, территориальными приобретениями…
— А ведь у нас бюджет, и наш план финансово-хозяйственной деятельности расписан до 2020 года. Но никто не знает, что будет завтра.
— Вы работали в СПК «Рыбинский». Сегодня его пригородные земли пошли с молотка и уже застраиваются складами, осваиваются автосервисами, автодилерами. А что в районе еще можно назвать агробизнесом, если не брать в расчет крупные птицефабрики и свинокомплекс?
— Да, когда-то мощный «Рыбинский» усох до одной фермы, в этом году уже ничего не пахал и не сеял. «Агромир» умер. Давно нет «Прогресса»— вся эта территория района в агробизнесе пропала. «Арефинский» и «Малиновец» теперь в одном предприятии под эгидой «Ярмолпрода». «Приморье» и «Молога» объединились и ушли в Угличский агрохолдинг «АгриВолга». Шевелятся в «Заветах Ильича», молодцы в СПК имени Ленина— Титов обновил стадо, поголовье сократил, продуктивность пошла вверх. В нашей стороне уже нет «Шашково»…
— Не было желания бросить эту работу? Вы человек самодостаточный и нашли бы себе дело понадежней.
— Было такое желание года два назад— вообще уйти из сельского хозяйства. И мог очень хорошо устроиться, были интересные варианты. Но не ушел. Просто я человек другого склада. Можно пожалеть себя, попилить, раскачать нервишки. Но я решение принял, все негативы оставил в прошлом. И ни о чем не жалею.
— А будущее?
— Это ты про аграрную политику? Мы опять что-нибудь придумаем и будем жить.
