Александр Савельев занимается поиском пропавших солдат более десяти лет. О поисковиках и их непростой работе можно узнать из его книг. Один из рассказов, повествующий об этих «странных» людях, как он сам их называет в своем произведении, РН публикует в День Победы.
До войны здесь была красивая поляна, обрамленная молодой ольхой, трепетными осинками, молодым березняком. Самое место для современных «релаксаторов». Тишина, пение птиц, ёжик, шурша листвой, спешит по своим неотложным делам.
А потом сюда пришла война. Армия прорывалась к блокадному Ленинграду. Да так и не смогла пробиться. Завязла в тающих снегах, в грязи и в распутице весны. Война пришла в эти места в виде госпиталей. Со стонами, криками раненых, с горами окровавленных бинтов и ампутированных конечностей. Воспаленными от бессонных суток глазами хирургов и отрешенным молчанием санитаров, хоронивших очередную партию умерших в этом аду окружения. Кому больше повезло? Им, которые еще живы? Или тем, кто уже отмучался и не просит молящим взглядом хоть щепотку скудных сухарных крошек и глоток воды.
Узкоколейку, проложенную в нескольких десятках метров от вереницы госпитальных палаток и блиндажей, ежедневно обстреливала и бомбила немецкая авиация. И с таким же настойчивым упорством восстанавливалась нашими солдатами вновь. Возрождалась, словно птица Феникс. Для того, чтобы успеть вывезти на Большую землю очередную партию раненых, пока есть коридор для эвакуации и потом вновь быть разбомбленной.
Враг приближался с каждым днем ближе и ближе, раненых становилось все больше. Умерших от ран тоже. Хмурые, черные от копоти, мужики в прожженных шинелях молча сгрузили с полуторки очередную партию «тяжелых». Поставили у Перевязочной несколько носилок с ранеными и также молча и быстро умчались на передовую за следующей партией покалеченных. Назад они уже не вернулись, сгинув в мясорубке Волховского котла.
Стрельба, разрывы мин и снарядов неумолимо надвигались на госпиталь. Бой вот-вот ворвется в палатки. Крики, ругань, команды военврачей – всё слилось в одну зловещую, почти паническую какофонию. «Быстрее, быстрее! На платформы грузить всех, сколько сможем. Кто может ходить, пусть сами уходят. А те, кто не может» ….
Взрывы, Мессеры над госпиталем. Наплевать им на красные кресты. Они фашисты. Они только свой паучий крест признают. Очереди пронзают палатки насквозь.
— А с этими что делать? Некуда уже, – одуревший от действительности санитар разводил руками, глядя на раненых, лежащих на носилках у перевязочной.
— Да все равно не жильцы.. Не довезем. Только место займут.
И раненые остались лежать на носилках, провожая взглядом, полном смертельного отчаяния, последнюю платформу, медленно удаляющуюся по узкоколейке.
Потом пришли враги и не спеша, методично, словно выполняя рутинную работу, добили всех и ушли дальше на юго-восток. А расстрелянные навсегда остались лежать на поляне. С каждым годом все больше зарастая травой и белея скелетами на сгнившем брезенте носилок.
Война закончилась и, наконец, на поляне появились люди. Деловитые, хозяйственные. Поцокав языком на рельсы узкоколейки, быстренько, со знанием дела, принялись их снимать. Трактор, весело урча и чадя солярой, таскал рельсы, словно вязанки дров. До желтеющих из травы черепов никому и дела не было. Здесь этим никого не удивишь. Кости, черепа, оружие на каждом шагу. Стране нужен был металл, много металла. Разобрав часть узкоколейки хваткие мужички перебрались на другой участок. А те, кто погиб за страну, нуждающуюся в металле, продолжали зарастать дёрном.
Природа словно спешила залечить жестокие раны войны. Блиндажи осыпались, воронки заплывали глиной. Бобры облюбовали близлежащие речки и ручьи, расплодились и настроили плотин. Теперь даже в жаркую погоду здесь было сыро от поднявшихся водоемов. Поляна постепенно утратила свой первоначальный, «релаксационный» вид и быстро зарастала ольшаником и осиной. Не видно уже было ни черепов, ни скелетов. Только трава, чуть более тёмная, чем в других местах, выдавала цветом места, где лежали убитые солдаты. А спустя многие годы и она перестала отличаться от окружающих растений. Всё вокруг стало зеленого цвета. Кости постепенно вросли в землю, медленно растворяясь и становясь такой же землёй.
Прошло много лет. В одну из зим снова появились на этом месте люди. От поляны уже не осталось и следа. Росли крепкие, сильные деревья. Деловая древесина. Люди ходили между ними, затесывали деревья, что-то писали в блокнотах, одобрительно похлопывая стволы. Отводили делянку для вырубки. А спустя несколько дней здесь взревели бензопилы, зарокотали трелевочные трактора. Гусеницы усердно раздирали верхний слой земли, выволакивая спиленные стволы на просеку, по которой когда-то походила узкоколейка. И одновременно выдирали из земли солдатские кости. Траки трелевочников перемалывали черепа в опилки. Перемешивали руки, ноги, солдатские кружки, ложки, словно костяшки при игре в домино. Гусеницы вдавливали в грязь и снег остатки носилок, котелков. Наматывали на себя куски ремней, портупей и ошмётки сгнивших шинелей.
Усатый тракторист вылез из кабины «по нужде», равнодушно посмотрел на тёмно-коричневый обломок бедренной кости, торчащей из перепаханной земли, покурил, застегнул штаны и запрыгнул в кабину. Некогда о высоких идеалах размышлять. У него план, зарплата и четверо детей. Работать надо.
Азартные охотники, в кои-то веки,забредшие в эти места, с интересом разглядывали помятые кружки и котелки, словно пеньки, торчащие под ногами. Забавы ради, повесили несколько штук на кусты и упражнялись в меткости стрельбы. Торчащие из земли кости были похожи на палки и сучки. «Снайперы» не обратили на них внимания.
Прошли десятилетия. На делянке выросли новые деревья. О войне напоминала лишь едва заметная просека. По ней апрельским днём и пришли сюда какие-то странные люди. Им не нужен был металл для страны. Не нужна древесина. Они не охотились. Люди пришли сюда, чтобы найти тех, кто еще остался в этой земле, развороченной войной и людьми. Радостно восклицали, находя ложку или кружку. И удивлялись на вдавленные в землю покореженные металлические части носилок.
Под щупом раздался характерный стук – кость. Затем еще одна, еще… Странные люди выкапывали эти кости из земли и складывали в пакеты. И никак не могли понять эти чудеса анатомии, когда рядом с обрывками ботинок находили руку, а между позвонками ногу. Несколько дней эти люди перебирали жидкую холодную грязь, вытаскивали обломки костей. Отчерпывали ледяную воду из луж, чтобы найти то, что еще не было размолото тракторами и не растворилось за семьдесят с лишним лет.
Они радовались, словно дети, найдя ложку или котелок с нацарапанной фамилией. Досадовали на то, что в апреле рано темнеет и нет возможности за день закончить работу. Они собрали с этих гиблых мест всех солдат. По обломкам, по частям, по крупицам, чуть ли не по молекулам. Но собрали.
А может они и не странные? А как раз – нормальные?
Бывшая госпитальная поляна, а потом делянка, после их ухода расцвела буйным белоцветием ветреницы. Словно освободившись от тяжкого груза десятилетий, она вытолкнула из себя всю мощь и зелень весны.
Александр Савельев, фото из архива автора и Марины Морозовой
