В этом году в Рыбинске откроется уникальный музей фортепиано. Уже сейчас в стенах Красного гостиного двора появились около двадцати его будущих экспонатов: рояль «Эберг» 1840-х годов, «Блютнер» 1901-го, пианино и рояль Плейель, любимой фирмы Шопена. Все эти редчайшие инструменты собирал по миру на протяжении долгих лет московский коллекционер и реставратор Алексей Ставицкий. Пока идет активная подготовка к торжественному открытию, а двери закрыты для посетителей, мы напросились в гости, чтобы познакомиться и с основателем музея, и с его коллекцией.
— Алексей, почему именно в нашем городе вы решили создать музей фортепиано? Отмечу, первый в России.
— Россия — огромная страна, почему же все должно находиться только в Москве и Санкт-Петербурге? В Рыбинск меня, можно сказать, привлек Кирилл Егоров (Кирилл Егоров — рыбинский историк, искусствовед — прим.ред.) благодаря своему увлечению музыкой. Любить и знать свой город так беззаветно, как он, дорогого стоит. И я считаю, что это судьба. Я был в Рыбинске в 2014 году со своим другом, известным музыковедом Федором Софроновым. На тот момент у меня уже была коллекция из 40-60 инструментов и, наверное, больше сил на создание музея, но тогда как-то не сложилось.
— Сейчас вам это удалось. Каким вы видите свой музей?
— Я постоянно буду стараться менять экспозицию, и если получится, то мы его расширим. Надеюсь, сюда будут приезжать мировые звезды и проводиться концерты. Пианисты очень любопытные люди, и их всегда интересует что-то новое. Этой зимой я хочу привезти в Рыбинск большой орган. В музее мы также планируем сделать лекционный зал, где будем рассказывать об истории музыки и великих музыкантах. Каждый инструмент в этом зале со своей судьбой. Подойдя к каждому из них, можно рассказывать об исторических событиях и людях.
— Алексей, давайте поговорим о вас. Знаю, что вы сами — музыкант. Почему не пошли по этому пути и не стали профессиональным музыкантом, а выбрали работу настройщика?
— Я долго работал музыкантом, но это уже было противоборство двух профессий. Я изначально был влюблен в фортепиано. Но заниматься игрой на нем стал поздно. Благодаря знакомству моей мамы с Натальей Васильевной Благой — женой известного композитора Дмитрия Благого — я попал в школу искусств. Услышал, как играет флейта, и стал на ней заниматься. Но фортепиано не бросал. В музыкальном училище у меня была знаковая история: я сдружился и брал уроки по настройке у Александра Яковлевича Ложкина — музыканта и настройщика, который десятки лет поддерживал инструменты в училище при консерватории. Он меня научил основам ремесла, и потом я пошел развиваться сам. Из рядового настройщика превратился во владельца собственной мастерской, которой в следующем году будет тридцать лет.
— Каждый ли может научиться работе настройщика или без особого таланта и исключительного слуха это невозможно?
— В Рыбинске я планирую обучать людей реставрационному делу. Это для меня очень важно. Но я прекрасно понимаю все трудности, которые меня ждут. У меня уже достаточно много учеников. Несколько работают на международном уровне. Один из них — настройщик двух главных концертных залов Москвы, другой имеет свою мастерскую. У меня был рекорд, когда я за три или четыре месяца научил человека с нуля настраивать инструмент и устроил на работу. Он сейчас успешно работает в одном из городов. Но это действительно люди талантливые, и, как правило, их немного.
Настройщик — это ремесленная профессия, и чем шире в этой области специалист, тем он образованнее, а значит, больше нужен стране. Обслуживание фортепиано — это большой набор музыкальных, слуховых, тактильных навыков, умение работать с деревом и металлом. Это некое внутреннее чувство, которое у человека должно быть изначально. В настоящее время есть несколько школ настройщиков, но эта сфера дискредитирована, потому что сейчас такое время, когда люди стараются прежде всего зарабатывать деньги. Поэтому если у меня получится создать в Рыбинске школу, то я буду обучать бесплатно — это моя позиция.
— А какой первый инструмент попал в ваши руки, когда вы уже были реставратором?
— На протяжении двух лет я занимался на фортепиано, но дома у меня его не было. И лишь спустя два года, мама приобрела мне дореволюционное пианино Циммермана. Он был в тяжелом состоянии. Старинный инструмент с клавишами из слоновой кости и с подсвечниками. Его бока были поедены жучком. Но оно было мне дорого. Потом я его отреставрировал, но, к сожалению, в девяностых годах мне пришлось его продать. Возможно, тогда у меня было легкомысленное отношения, сейчас бы я его ни за что не продал. Потом в 90-х у меня начала работать моя мастерская, магазин, стали заниматься музыкой дети. И один из инструментов, на котором они учились, сейчас является одним из первых в моей коллекции.
А вообще в нашем деле есть два пути — коммерческий и исторический. Десятки тысяч инструментов были искалечены людьми, которые их ремонтировали. И сейчас надо спасать их. Нам важно показать не столько внешний вид, сколько звучание. В Европе вычищают инструменты и делают абсолютно новыми. Это безумие. И когда я беру очередной инструмент и вижу это, то сердце обливается кровью. Сегодня люди не понимают ценности звучания старинных инструментов. Очень многое обесценено стремлением человечества к ярким вспышкам, к взрывам, а что-то тонкое, тихое, как стихи, которые немногословны и не громогласны, остается в тени. Для себя я выбрал исторический путь и пытаюсь ему следовать. Не всегда получается, но я его вижу.
— Сегодня сколько в вашей коллекции инструментов? И есть ли среди них тот, которым вы особенно гордитесь?
— Сейчас в коллекции около ста инструментов. У меня есть инструмент 1895 года, который принадлежал Натану Львовичу Фишману — советскому музыковеду, пианисту. И я бы хотел создать некие мобильные бригады, которые бы ездили с миссионерским назначением — возили этот инструмент по стране, чтобы музыканты могли на нем играть.
Этот инструмент может и сейчас выдержать современные нагрузки. Я его делал, как последний раз в жизни. Была проведена огромная реставрационная работа. Правда, удалось не все, но это было мое глубокое душевное вложение.
Рояль Blüthner предоставила Татьяна Балаховская, которая руководит музеем Петра Капицы в Москве. Это просто изумительный инструмент. И он, пожалуй, больше нравится пианистам. Пианино «Красный Октябрь», напротив, является не самым любимым среди музыкантов и настройщиков, но для меня оно дорого, потому что из тыквы оно все-таки превратилось в карету, и любая Золушка может почувствовать себя принцессой за этим инструментом. С инструментами, как и с детьми — нелюбимых быть просто не может.
— Как ваши близкие относятся к решению открыть музей в Рыбинске?
— Сейчас моя главная задача здесь, и пока мне придется жить на два дома. Моя семья — это, прежде всего, мастерская и мои родственники, которые там живут. У нас дружная компания, и, конечно, они все меня поддерживают. Чтобы суметь перекладывать свои силы с одного места на другое, должны сойтись звезды, и сейчас они показывают, что здесь я нужнее.
— Сейчас все больше мы видим и слышим звучание не классических пианино или роялей, а электронных. Как вы к этому относитесь?
— Это некий эстетический выбор, упрощение нравов, и не более того. Сейчас идет среди пианистов некое деление — аутентистов и современников. В нашей среде фортепьянная тема достаточно тяжелая, но я считаю, что все придет к такому единому ключу, когда все выравняется и «каждой сестре достанется по серьгам». Я потихонечку ушел из мира современного фортепиано, потому что достиг и показал там все, что мог. А что касается настройки инструментов, то разницы особой нет. Иногда старинный инструмент настраивать даже проще.
— Не могу не спросить, а какую музыку любите вы?
— Вместе с музыкальным образованием у тебя автоматически появляется встроенный плеер. Меня посещают мелодии, когда я просыпаюсь и засыпаю. Сейчас очень странное время для музыки, все это ощущают, но стараются не замечать. Я люблю хорошую музыку. Отдаю предпочтение композициям, которые создавались до 20 века. Они более трогательные, в них больше надежды. Громкий звук для музыканта и настройщика — это беда, это разрушение слуха. Так как я работаю со звуками, то понимаю, насколько это тонкая система, поэтому берегу ее.
Открытие музея фортепиано состоится 7 декабря.
Алена Языкова
